Туземцы Маркизских островов, переселившиеся с Гаваи'и, перевезли с собой свиней и домашнюю птицу; собак же у них не было: либо их не взяли с собой, либо они вымерли. Переселенцы также привезли с Гаваи'и бумажную шелковицу и семена различных съедобных растений. Особенным предпочтением пользовалось у них хлебное дерево. Излишки урожая хранили в ямах, выложенных банановыми листьями, в которых плоды заквашивались и хранились в течение довольно долгого времени. Хлебное дерево приносило большие урожаи, которые обеспечивали постоянные запасы пищи: заквашенные плоды хлебного дерева (ма) месили руками, завертывали в листья и пекли в земляных печах. После этого их толкли каменными пестиками и разводили в воде, чтобы получить тестообразную массу (попои).
Этот способ приготовления пищи привел к употреблению каменного пестика с выпуклым круглым основанием, которое переходило в круглую шейку пестика и увенчивалось шишкой, чтобы рука не соскальзывала вверх. Охотники за диковинками так расхватывали впоследствии эти пестики, что на островах они стали редкостью[47]. Немецкие торговцы сумели заработать на коллекционерах древностей. Они начали ввозить в Германию породу с Маркизских островов и выделывать из нее большое количество пестиков, которые затем ввозили снова на острова и продавали туземцам. Современные жители Маркизских островов быстро восприняли торговые приемы западной цивилизации: они стали продавать ввозимые предметы туристам и торговцам, выдавая их за древние оригинальные образцы. Мы храним несколько подобных пестиков в музее Бишопа, чтобы продемонстрировать достижения западной культуры в Полинезии.
Наряду с новозеландцами жители Маркизских островов были лучшими резчиками по дереву во всей Полинезии. Древние мастера вызывают восхищение богатством и сложностью рисунков, украшавших утварь и оружие. Но они не ограничивались деревом и костью как материалами для художественного произведения; самые лучшие рисунки они воспроизводили на человеческом теле в виде татуировок. Тело туземца было полностью покрыто татуировкой: от волос до ногтей на ногах, как будто древние художники боялись потерять хотя бы кусочек человеческого тела, являвшегося для них своеобразным полотном. В резьбе по дереву и татуировке развились самобытные мотивы, для которых характерны завитки и простые спирали.
Что касается архитектуры жилищ, то и в этом направлении маркизанцы выработали своеобразные формы. Крыша полого спускалась к земле в задней части дома, тогда как передняя его стена была нормальной высоты. Горизонтальные балки, скрепляющие стропила, располагались внутри, а не снаружи стропил как на Таити. Жилища размещались на горизонтальных каменных площадках, выступающих со склонов глубоко врезанных долин. Дома строились на приподнятом участке в конце хранится площадки; перед ними на несколько более низком уровне разбивался открытый двор. Во дворе в наклонном положении устанавливалось несколько больших камней, чтобы отец семейства и особо почетные гости могли удобно располагаться на каменном сиденье, опираясь на каменные спинки. Беседуя, они наблюдали за раскинувшейся перед ними вечерней жизнью долины.
Ремесленники Маркизских островов проявили также большую изобретательность в изготовлении украшений. Их украшения для ушей отличались изысканной формой; изготовляли они и поделки из зубов кашалота. Очень своеобразны были нагрудные и головные украшения. Из человеческих волос, мастерски переплетенных с волокнами кокосовой пальмы, выделывались ручные и ножные браслеты и даже юбочки. Чтобы черные волосы в украшениях оставались постоянно круто завитыми, их туго накручивали на деревянный стержень, завертывали в зеленые листья и подвергали воздействию высокой температуры в земляной печи.
Бороды и усы также шли на украшения, но в этом случае предпочитали седые волосы. Таитяне делали кисточки для нагрудных украшений из серых волос собачьих хвостов. У новозеландских туземцев подобные кисточки украшали плащи и оружие. Поскольку на Маркизских островах собак не было, пожилые люди были там источником этого сырья. Когда старик узнавал, что у него скоро родится внук, он отращивал бороду, чтобы можно было сделать украшения ребенку. Рассматривая музейные экспонаты, украшенные кисточками из волос, которые тщательно перевязаны волокнами из кожуры кокосовой пальмы, я не мог удержаться от мысли о том, с какой любовью, должно быть, расчесывал старый дед свою бороду и какое удовольствие он испытывал, когда она была достаточно длинной, чтобы ее можно было обрезать для внука.
