Он кутал дрожащую Дисайне в полотенца и обнимал, согревая, когда приметил вдали смутно знакомый силуэт. Спустя пару минут гривастый араукан приблизился, и Данкмар вспомнил его имя: Йирран Эвен.
Йирран брёл босым в полосе прибоя. Ветер играл его вороными косичками. Гость с Земли импозантно смотрелся в белоснежных брюках с чёрным ремнём; распахнутая белая рубашка обнажала грудь и живот, сухощавые, но с выраженной мускулатурой. На носу у Йиррана сидели чёрные очки – очень модные, очень зловещие, они выглядели очень по–детски и делали его смешным.
— Смотри, какой суровый, — шепнул Данкмар Дисайне. – Прямо шпион.
— Точно, — ахнула она и звонко засмеялась.
Йирран поднял голову и сдвинул очки на самый кончик носа. Взгляд тёмных глаз нашёл Данкмара, и араукан приветливо помахал рукой, узнав его. Данкмар ответил светской улыбкой. Подходить Йирран не стал – да и что ему было тут делать? Он продолжил свой путь по твёрдому мокрому песку, загребая его пальцами ног. Метрах в десяти от шезлонгов он остановился и прислушался.
Записи французской шансонье у хозяина кафе закончились, и вместо того, чтобы поставить их на повтор, он сменил музыку. Алеющий закат затрепетал жаркими ритмами самбы. Йирран вскинул брови. Поколебавшись, он снял свои роскошные очки, бросил их в песок – и начал танцевать.
Данкмар заподозрил, что он профессиональный танцор. Двигался араукан так, словно был рождён для пляски – выверенно, непринуждённо, откровенно наслаждаясь чувственностью самбы. Владелец кафе, стоявший за барной стойкой, хохотнул и сделал музыку громче. Спустя несколько минут чуть ли не половина пляжа любовалась представлением. Кто‑то начал хлопать в такт, ещё полдюжины человек присоединились. Ощутив себя в центре внимания, Йирран просиял, заулыбался и начал вкладываться в танец, как артист на сцене.
Посмеиваясь, Данкмар мысленно поставил Йиррану высший балл. Он беззаботно наблюдал за происходящим, пока не заметил, как смотрит на араукана Дисайне. Ноздри её расширились, она покусывала губы. Колени и плечи её вздрагивали в такт музыке. Ещё немного, и она подалась к танцору грудью и жарким, как успел узнать Данкмар, ртом… Она глядела на Йиррана как завороженная. Данкмара неприятно кольнуло. Она восхищалась искусством, сопереживала эмоциям страстного танца – и он, словно глупый юнец, начинал ревновать.
Ему отнюдь не нравилось соперничать за женщин. Женщины должны были приходить сами, чувствовать в нём хозяина жизни и лететь к нему, как мотыльки на свет. Он был с ними внимательным и галантным, потому что впитывал счастье и благодарность любовниц, собирал их наслаждение, словно мёд с цветов. Мысль о том, что за лучшую, самую свежую и привлекательную девушку даже ему придётся соперничать с кем‑то, взбесила Данкмара. Теперь он смотрел на Йиррана иными глазами.
…Отплясывать самбу на фоне заката в полосе прибоя – какая пошлость. Будь танцору лет четырнадцать или семнадцать, это смотрелось бы лучше, но на четвёртом десятке пора становиться серьёзнее.
Пошло и глупо.
Йирран прошёлся колесом. Дисайне взвизгнула и зааплодировала.
«Достаточно, — неприязненно подумал Данкмар. – Заканчивайте с этим, господин Эвен. Если вы отберёте у меня ещё немного внимания моей любовницы, то станете моим избранником. Нет, не в том же смысле, что моя любовница. Вы очень милый, глупый и невинный человек, вы очень меня раздражаете. И я вложу вас в проект». Ему вспомнилась фраза, брошенная Йирраном при расставании – тогда, ни свет, ни заря, в Белых Аллеях. «Возможно, мы ещё встретимся», — сказал араукан с загадочным видом, не вложив, конечно, в слова ни малейшего смысла.
Но они всё‑таки встретились.
И, возможно, встретятся в третий, последний раз.
«Что же, — подумал Данкмар спустя минуту, уже почти спокойно, — всё к лучшему. Теперь мне не нужно тратить время на поиски следующего избранника: он передо мной. Я умею не терять людей… любопытно, как там Ландвин. Позвоню ему утром». Прямо сейчас увести Дисайне с собой Йирран, конечно, не мог, да вряд ли и думал об этом, но вот разозлил он Данкмара изрядно.