— Психиатры этого не подтвердили, да, да. И не удивляйтесь, — комментировал Юрий Владиславович. — Доброхот по роду обязанностей отношения к технике не имеет, но всё же обязан знать, что служит не на теплоходе и его корабль движется паровыми турбинами. Спрашиваем его, почему со специалистами не посоветовался. Отвечает: «Зачем? Ещё станут навязываться в соавторы».
Дремучее письмо в сочетании с прочими примерами и хлесткими оборотами «командора» вроде: «С собачьим хвостом в волки метите?» — производили целебный эффект русской бани. Сравнение с хвостом Евгений Вадимович Лончиц почему-то принял персонально на свой счет, а остальных больше занимала личность безымянного сочинителя.
— Лейтенант Клевцов не так давно решил подробнее разобраться с обстановкой на «Тороке», — сказал начальник политотдела, самокритично добавив, что следовало заняться этим ещё раньше, поскольку отдел кадров собрал вместе столько молодых и неопытных офицеров.
— Не корабль, а детский сад, — вставил Юрий Владиславович. — Да, да. И не возражайте…
До возражений ли, когда крыть нечем, не говоря уж о том, что на военной службе спорить не положено. Обидное заключение флагмана было специально предназначено для того, чтобы задеть за живое. Один только Макар Платонович Тирешкин хранил полную невозмутимость на разборе учения, а после немедленно вызвал к себе командира БЧ-5.
— Вам известно, что в котлах не бывает отработанного пара?
— Конечно. Иначе меня следовало бы гнать с механиков.
— Вот, вот. А ваши чертёжики? О чем они, спрашивается, говорят?
— Об устройстве парохода… А в чем дело? Вы знаете, кто написал дурацкое письмо командующему?
Заместитель командира грозно нахмурился:
— Есть мнение, что эти бумажонки — филькина грамота. Известно, что полагается за вредительство?
— Ну, знаете… — Глаза у Бебса вспыхнули форсунками. — За наветы тоже не жалуют. А техническая документация только что проверена флагмехом. Филькину грамоту, видите ли, тоже надобно уметь прочитать.
— Ладно, товарищ лейтенант, свободны…
— Инженер-лейтенант, — поправил Бестенюк. — А как же тогда чертёжики? Нет, вы мне покажите невежу, который бросается такими обвинениями…
— Покуда свободны, — повысил голос Тирешкин, подчеркивая служебную дистанцию.
— Есть! Но вынужден предупредить, что я этого так не оставлю.
— Кто вас обвиняет, Борис Егорович, — сразу же сменил тон заместитель. — Наоборот, есть мнение, что необходимо оградить. И мы, то есть командование, будьте уверены, разберемся.
— Назовите, кто писал. Я с ним поговорю по-свойски.
— Разглашать не могу. И вам не рекомендуя доискиваться. Наш разговор, имейте в виду, совершенно секретный.
Бестенюк подчинился с видимой неохотой, но в коридоре от его возмущения не осталось и следа. Прыснув в кулак, он сперва пожалел, что нельзя поделиться содержанием разговора. Хранить такую информацию в себе было обидно, но ничего не поделаешь, Бебсу пришлось промолчать и после того, как на комсомольском собрании Макар Платонович выступил с призывом хорошо знать свой корабль и вверенную боевую технику, затем критиковал боцмана за скопидомство и привел для наглядности одну из своих вывернутых поговорок: «У семи дядек нянька без глазу».
Матросы поняли его по-своему:
— Без чего? Без глазу? Га-га-га… За дядьками надо глядеть в оба…
Артиллерийский электрик Мыльников выкрикнул:
— А задачу пересдадим. И Макар носа не подточит.
Тут грохнуло всё собрание.
— Вот таким Макаром! — трепался довольный старшина.
Макар Платонович смеялся тоже и с большим удовольствием. А лейтенанту Чеголину смех не понравился. Не всякий восторг — свидетельство популярности…
Две последующие недели мелькнули, как один бесконечный рабочий день. Кроме бесчисленных тревог и тренировок, такому впечатлению способствовала даже природа, поскольку сумерки отсутствовали и солнце постоянно висело над «Тороком», как абажур в офицерской кают-компании.
Хуже всего доставалось Пекочке. Вкалывая, как и все, он ощущал на себе пристальный взгляд из пятнадцатого окна на четвертом этаже «циркульного» дома. Дом возвышался над третьим причалом, у которого швартовались сторожевики, и Анечка без труда выяснила, что муж имеет некоторое время для отдыха. Почему же тогда он не кажет носа на берег? Такое поведение супруга, по мнению Анечки, можно было объяснить только отвратительным невниманием и черствостью.
