Случилось так, что Элберит еще даже не закрыла глаза, чтобы унестись в приятные, радужные сны о светящихся террасах и иловых дворах Йахантлей или о безымянном городе, утонувшем в Средиземноморье Царства Грез, в проливе между Диат-Лин и городом Ориаб. Упырь начал легонько постукивать и царапать по стеклу, и Элберит поначалу решила, что это всего лишь ветви бузины, слегка качающиеся от ветра. Но затем стук-стук-стук стал более настойчив, и она поняла, что это не может быть ни ветер, ни ветви деревьев: кто-то стучит целенаправленно. Она поднялась и подошла к окну. Ее встретили алые глаза упыря – тот таращился на нее. Его мокрый нос был приплюснут к стеклу.
Такое чудовищное зрелище сперва привело Элберит в замешательство, и она чуть было не позвала отца, который, как она считала, по-прежнему охранял ее от всех злых призраков и гоблинов, что появлялись по ночам.
Видя ее красоту – еще одно совершенно незнакомое явление, – он непредумышленно (или просто не подумав о последствиях) кашлянул и произнес несколько слов, выразив свое удивление. Элберит, разумеется, не понимала языка упырей, поэтому для нее это был лишь гортанный шум, который можно было услышать от любого животного. Но она не отскочила и не закричала. Она посмотрела на упыря, и тот еще несколько раз ударил по стеклу.
– Если бы ты хотел причинить мне вред, – сказала она, – ты просто разбил бы окно и заполз по подоконнику.
Поскольку упырь не знал ни человеческого языка, ни языка тех, кто эволюционировал и уже не мог считаться человеком, этот вопрос значил для него не больше, чем его слова имели значение для Элберит.
Лингвисты назвали бы такую неудачную ситуацию «языковым барьером».
– Ты бы сделал это, ведь так? – спросила Элберит Гилман. – Сделал бы, и к этому времени уже убил бы и наполовину меня съел.
Заметив отсутствие страха в голове девушки, упырь поднял брови, и его морда расплылась в гримасе, которая среди его сородичей считалась за улыбку. Элберит слегка вздрогнула от вида его кривых пожелтевших зубов и сильных клыков, как у волка или черного медведя. Она храбро прижала к окну ладонь и расправила пальцы. Упырь принял это как знак приветствия. Он сделал то же самое в ответ, хотя его рука не имела и сотой доли ее красоты, а его когти громко царапнули по стеклу против его воли.
– Ты не опасен для меня, – сказала Элберит, – и если я подниму окно, ты меня не съешь, – добавила она, молча придя к такому невероятному выводу. – Я верю, что ты хочешь со мной подружиться. Каким бы зверем ты ни был, ты просто хочешь развеять одиночество, которое давно тревожит твое сердце.
Элберит всегда была храброй девушкой и часто делала сомнительные выводы.
Она подняла окно и заглянула в лицо упырю, проделавшему долгий путь из Ипсвича. Не зная, что делать дальше, он сделал шаг назад, боясь напугать ее каким-нибудь своим движением. Все мужчины, женщины и дети, которых он когда-либо видел, были мертвы и лежали в могилах. Другие же были могильщиками и скорбящими на похоронах гостями или священниками. Но никто из них не был настолько красив, как эта человеческая девушка. У нее был слегка покатый лоб, а подбородок почти отсутствовал. Губы были необычайно пухлыми (он судил об этом по украденным и съеденным трупам), а кожа слегка переливалась в лунном свете. С обеих сторон ее шеи виднелись небольшие складки. Ее зеленые глаза торчали из орбит сильнее, чем он мог ожидать. Ее длинные золотистые волосы были убраны в косу, а когда она открыла окно, упырь заметил что-то вроде перепонок между ее длинными пальцами.
– Ладно, – сказала она. – Я это сделала. Так что если хочешь меня съесть, сделай это быстро, пожалуйста.
Упырь изо всех сил старался расшифровать ее слова, но у него не было на это шансов. Тогда он решил сделать другой жест, который, как он надеялся, она примет как дружелюбный. Он протянул ей руку, которой стучал и царапал по стеклу. Когда та оказалась в комнате, Элберит рассматривала ее почти целую минуту – как ей казалось, это было необходимой мерой осторожности. У него была мозолистая кожа с бородавками, хаотично прорастающими то там, то сям. Будь у него такая возможность, он запросто мог бы распотрошить когтями акулу. На его плоти росло несколько мерзких видов грибков. Затем, придя к очередному сомнительному выводу, Элберит взялась за руку упыря. Та оказалась теплее, чем она ожидала.
