Эпилог
Солнечное утро омрачили известием — мне хочет высказать свое «фе» женщина, которая долгие годы подряд была доверенным лицом Балашова в Днепропетровске. Встреча не обещает ничего хорошего. Ну что ж, как говорится, улыбаемся и машем… Захожу в комнату.
— Это вы та самая Полина? — она смерила меня с головы до ног строгим учительским взглядом.
— Я, — сажусь за рабочее место как ни в чем не бывало. — Могу я вам предложить кофе, чай, воду?..
Посетительница отказывается.
— Геннадий Викторович уже знает мое мнение по поводу вашей совместной книги «Как стать авантюристом?» Мне кажется, вы слишком много себе позволяете в отношении своего начальника. Комментарии, которые вы отпускаете на тему его бизнеса и взглядов, я считаю слишком резкими и непозволительными.
— Да-да, кстати, про книгу. Геннадий Викторович говорил, что я сейчас пишу продолжение?
Гостья кивнула.
— Он говорил, что он пишет книгу.
— Боюсь вас огорчить, но вторая книга будет еще острее и критичнее. И дело не в моем личном отношении к Балашову, а в формате — я же не сборник цитат Мао Цзэдуна пишу, а живой роман с реальными людьми, где нет единственно верной точки зрения. Выбирать, кто прав, кто виноват, самому читателю, и чем сильнее развернется на моих страницах конфликт смыслов, тем интереснее будет читать. Вы согласны? Кстати, про конфликт. Раз уж волею судеб вы оказались здесь, я предлагаю вам использовать эту уникальную возможность, чтобы, так сказать, восстановить справедливость и показать нашего героя с другой, благородной стороны. Вы же много лет работали с ним бок о бок…
— Хорошо, но прежде чем я начну, да будет вам известно, что когда кто-то осуждает действия Геннадия Балашова, то делает это от непонимания, потому что сама жизнь доказывает его правоту.
***
Геннадий Викторович Балашов родился в семье простого рабочего и бухгалтера большого строительного треста. Семья жила в квартале шинного завода на окраине Днепропетровска в небольшой двухкомнатной квартире. В проходных тесных комнатах, которые маленький Гена делил с отцом, матерью и старшей сестрой, и прошло все его детство.
Отец пил, как и все рабочие тогда. Мать ушла, когда мальчику не исполнилось и восьми лет. В один из дней разочарованная женщина забрала с собой дочь, а сына оставила с отцом. И вот семилетний ребенок остается жить практически без матери. Что и говорить, детство было очень сложным, все тяготы неполной, социально неблагополучной семьи Геннадий Викторович испытал на себе.
Виктор Иванович Балашов работал во вторую смену и возвращался домой около полуночи. Маленький Гена, боявшись этого вынужденного одиночества и осознавая свою детскую беспомощность, включал по всей квартире свет и открывал настежь окна, чтобы отпугнуть воров, которые мерещились ему в звуках ночного окружающего мира. Он делал это затем, чтобы в случае нападения мог спастись, выпрыгнув в окно. Так он и засыпал — одетый, свернувшись на старом диване, в ожидании нападения…
Много раз мальчик умолял отца бросить пить, тот обещал ребенку, но потом все повторялось вновь. Тогда сын решил встречать отца с работы, чтобы лишить того возможности запить где-нибудь в местном кабаке. Как-то раз мальчишка увидел отца вечером с авоськой, полной бутылок портвейна, и от отчаяния и гнева попытался разбить спиртное, стуча детскими коленками по твердому стеклу. Разбив ноги в кровь, маленький Гена горько расплакался. Виктор Балашов был настолько шокирован его поведением, что бросил пить и стал искать женщину, которая стала бы матерью Гене и хозяйкой в доме.
Все без исключения претендентки отвергались сыном. Геннадий Викторович был непримирим, и хоть его отец имел нрав суровый, с мнением чада считался. Однажды он познакомился с очень властной работящей женщиной. Она пришла практически в пустой дом, постепенно приходящий в запустение (все, что можно, было продано, чистоту никто регулярно не поддерживал). Как и следует настоящей хранительнице очага, она стала наводить уют, готовить обеды и ужины, следить за порядком и, что самое главное, за Геной. Мальчик принял ее не сразу, женщине долго пришлось налаживать контакт. Поначалу он избегал общения, никак к ней не обращался, чем, конечно, огорчал и ранил ее. Это была самозащита ребенка, внезапно оставшегося без материнской заботы. Но детское сердце в конце концов откликнулось на заботу и ласку.
