— Что вы подразумеваете под «неустроенными семьями»?
— Разбитые, безнравственные, преступные семьи.
— Ясно, Дэнни Ди Пэйс раньше был у вас?
— Нет. Из троих только Ридон некоторое время находился здесь.
— И что?
— Вы имеете в виду, что мы узнали о нем? Он показался нам крайне агрессивным. Мать слишком много позволяет ему, а отец слишком строг. Парень типичный импульсивный неврастеник.
— Боюсь, что я вас не совсем понимаю, мистер Уолш.
— Я хочу сказать, что преступные наклонности Ридона, вероятно, складываются из сильного чувства злобы к репрессивному отцу и желания вызвать у матери какую-либо эмоциональную реакцию, однако во всепрощение матери он не верит.
— Понимаю, — сказал Хэнк, хотя смысл услышанного остался для него смутным. — По какому поводу Ридон был здесь в первый раз?
— О, какие-то неприятности на улице. Я не помню. Это было несколько лет назад.
— Каково было постановление суда?
— Он был условно освобожден и взят на поруки.
— Даже несмотря на то, что ваше исследование показало, что он, скажем, потенциально опасен?
— Нам повезло, мы хотя бы сумели провести исследование, мистер Белл. У нас на каждого работника приходится по семьдесят пять ребят. Чертовски много, не так ли?
— Да, пожалуй. Как после этого вел себя Ридон?
— Ну, что вам сказать. Сотрудники, работающие с ребятами, отпущенными на поруки, находятся в том же самом положении, что и мы. У них тоже нет времени заниматься индивидуально с каждым подростком. В результате большой процент ребят, находящихся на поруках, снова попадает во всякого рода истории.
— Как, например, Ридон?
— Да, если вы хотите использовать его в качестве примера, хотя он один из сотен. — Уолш помолчал. — Мы могли бы столько сделать, мистер Белл, если бы у нас были деньги и сотрудники. Столько сделать...
Хэнк утвердительно кивнул.
— Однако вы не считаете, что несколько упрощаете суть дела? Ну, прикрываясь, что ли, всей этой психологией...
— Прикрываясь?
— Возможно, это не то слово. Но вы уверены, что вопрос о детской преступности можно свести к простым психологическим формулировкам?
— Конечно, нет. В действительности, не существует такой категории, как чисто преступный тип. Вряд ли во всей стране можно найти в чистом виде преступника типа «импульсивный неврастеник», то есть такого преступника, который поддается влиянию социальной среды и в то же самое время не является личностью с нарушенной психикой. И мы, разумеется, не можем игнорировать влияние окружения, ненормального положения в школе и даже невежества многих полицейских сотрудников — в качестве факторов, способствующих росту преступности среди молодежи. Однако это не является психологической галиматьей, мистер Белл.
— Эти парни, мистер Уолш, убили другого парня.
— Да, я знаю.
— Оправдали ли бы вы парней на том основании, что у их родителей имеются личные неурядицы?
— Оправдал бы я убийство? — переспросил Уолш.
— Да.
— Это ваша обязанность определять преступникам статью закона, мистер Хэнк, а не моя. Я имею дело с людьми.
Хэнк кивнул.
— Извините, могу я сейчас видеть Ди Пэйса?
— Разумеется, — ответил Уолш.
Когда он поднимался, снова зазвонил телефон.
— Проклятье! — не сдержался он. — Бетти, будь добра, ответь, пожалуйста. Сюда, мистер Белл.
У парня были такие же, как у матери рыжие волосы и карие глаза, такой же овал лица и такой же рот, который выглядел на лице мальчика, превращавшегося в мужчину, странно по-женски. Он был высоким парнем с неразвитой мускулатурой и огромными кистями рук, выдававшими уличного забияку.
— Если вы полицейский, то я не хочу с вами разговаривать.
— Я окружной прокурор, — ответил Хэнк, — и тебе лучше поговорить со мной. Я представляю обвинение по этому делу.
— Тем больше у меня оснований ничего вам не говорить. Вы думаете, я помогу вам отправить меня на электрический стул?
— Я хочу знать, что произошло в тот вечер, когда был убит Моррез.
— Да? Так спросите у Морреза. Может быть, он вам расскажет. Мне нечего вам сказать. Идите и говорите с этими важными шишками адвокатами, которых назначил мне суд. Только у меня одного их целых четыре. Идите и разговаривайте с ними.
