Рождество прошло, как волшебный сон. Джейсон оказался сентиментальным человеком, способным удивляться чудесам, точно большой ребенок. Он настоял на том, чтобы все собрались под елкой в пижамах и халатах, чтобы открывали подарки, шурша бумагой и разрывая ленточки с радостными возгласами, чтобы пели рождественские хоралы, а открыв подарки, вместо полезного завтрака лакомились бы печеньем, конфетами, орехами, фруктовым тортом и засахаренной воздушной кукурузой. Джейсон доказал, что был хорошим хозяином не только вчера, когда провел весь вечер с Крисом, занимаясь игрушечной железной дорогой, но и сегодня, так как весь рождественский день развлекал мальчика разными играми дома и во дворе, тем самым продемонстрировав, что очень любит детей и умеет с ними обращаться. И уже ко времени обеда Лора вдруг с удивлением отметила, что Крис за один день смеялся больше, чем за все прошедшие одиннадцать месяцев.
Когда вечером Лора укладывала Криса в кровать, мальчик сказал:
– Какой чудесный день, правда, мама?
– Лучше не бывает, – согласилась Лора.
– Больше всего на свете мне хотелось бы, – сонно пробормотал Крис, – чтобы папочка был здесь и поиграл с нами.
– Мне этого тоже очень хотелось бы, дорогой.
– Но папа как будто сегодня был здесь, со мной, – признался Крис. – Потому что я очень много о нем думал. Скажи, мама, а я всегда буду помнить, каким он был, даже через много-много лет?
– Детка, я помогу тебе сохранить память о нем.
– Если честно, я уже начал забывать кое-какие мелочи. Приходится напрягать память, чтобы вспомнить. Ужасно не хочется ничего забывать, потому что это мой папа.
Когда Крис наконец уснул, Лора ушла к себе. А через пару минут появилась Тельма, что стало для Лоры невероятным облегчением, так как иначе ее ждало бы несколько мучительных часов одиночества.
– Шейн, если у меня когда-нибудь родятся дети, – забравшись на кровать к Лоре, сказала Тельма, – как по-твоему, у них будет хотя бы малейший шанс жить среди нормальных людей или их поселят в резервацию для уродцев вроде лепрозория?
– Не говори глупости.
– Конечно, я в состоянии оплатить им радикальную пластическую операцию. И даже если выяснится, что они принадлежат к другому виду, я смогу сделать их максимально похожими на людей.
– Твое самоуничижение иногда меня просто бесит.
– Прости. Отнеси это на счет тяжелого детства без родителей. Ведь я типичная сирота – уверенная в себе и одновременно закомплексованная. – Тельма на секунду притихла, затем со смехом сказала: – Эй, а знаешь, Джейсон хочет на мне жениться. Поначалу я решила, что он одержим дьяволом и себя не контролирует, но Джейсон заверил меня, что не нуждается в экзорцисте, хотя, по-моему, у него наверняка произошло небольшое кровоизлияние в мозг. Так что ты по этому поводу думаешь?
– Что я думаю?! О чем тут вообще думать? Он потрясающий парень. И ты должна ухватиться за него обеими руками. Так?
– Боюсь, он слишком хорош для меня.
– Ты достойна лучшего из лучших. Выходи за него.
– Если у нас ничего не получится, мое сердце будет разбито.
– А если не попробуешь, – ответила Лора, – то останешься не только с разбитым сердцем, но и в гордом одиночестве.
10
Штефан почувствовал знакомое неприятное покалывание, возникающее при перемещении во времени, своеобразную вибрацию, проникающую под кожу, через плоть прямо в кости, а оттуда – обратно в плоть и кожу. Под привычные чпок – вжик Штефан покинул ворота и уже через мгновение начал спускаться по крутому заснеженному склону горы в Калифорнии ночью 10 января 1989 года.
Поскользнувшись, он упал на раненое плечо, скатился к подножию горы и остался лежать возле трухлявого ствола. Впервые после ранения на Штефана нахлынула волна боли. С громким криком он перевернулся на спину, прикусив язык, чтобы не потерять сознание, и уставился в тревожную ночь.
Еще одна молния разорвала небо, от этой вспышки рваная рана в плече сразу запульсировала. В призрачном сиянии заснеженной земли и ярком, но прерывистом свете молнии Штефан увидел, что лежит на лесной поляне. Лишенные листвы черные деревья тянули обнаженные конечности к зловещему небу, словно фанатичные служители культа свирепого божества. А согнувшиеся под тяжестью снежного облачения сосны напоминали священников, исповедующих более традиционную религию.
