– Нет. А как он выглядит?
– Высокий, – ответил мужчина. – Высоченный здоровяк. Каштановые волосы.
– И карие глаза, – уточнила женщина. – Обходительный.
Лора взяла со стола жабу и задумчиво на нее посмотрела:
– Во всем этом есть нечто такое… нечто такое, что меня смущает.
– Смущает? – удивилась женщина. – Милочка, все просто как дважды два. Этот молодой человек явно на вас запал.
– Ой ли? – усомнилась Лора.
Лора нашла Эми Хепплман у стойки с салатами в надежде получить более подробное описание дарителя жаб.
– Он заказал омлет с грибами, тост из пшеничного хлеба и кока-колу. – Эми с помощью щипцов из нержавеющей стали деловито наполняла две миски листьями салата. – Неужели ты его не заметила?
– Нет, не заметила.
– Крупный парень. В джинсах. В голубой клетчатой рубашке. Слишком коротко подстрижен, но он весьма милый, если тебе нравятся такие здоровые лоси.
– Он заплатил кредиткой?
– Нет. Налом.
– Проклятье! – расстроилась Лора.
Она отнесла жабу в наряде Санта-Клауса домой и поставила рядом с другими жабами.
На следующее утро, уже в понедельник, Лора, выходя из дому, обнаружила на ступеньках под дверью очередную простую белую коробочку. Неохотно открыла ее. Внутри лежала жаба из прозрачного стекла.
Когда в тот же день Лора вернулась из университета домой, то увидела на кухне Джулию Ишимину, которая, сидя за столом, пила кофе и читала ежедневную газету.
– Тебе тут очередной подарок. – Джулия кивнула в сторону стоявшей на прилавке коробочки. – Прислали по почте.
Лора развернула тщательно упакованную посылку. В коробке лежала не одна жаба, а целых две: солонка и перечница в виде жаб.
Девушка поставила их на ночной столик к другим фигуркам, а потом еще долго сидела на краешке кровати, задумчиво хмурясь на свою растущую коллекцию.
В пять часов вечера того же дня Лора позвонила Тельме Акерсон в Лос-Анджелес и рассказала ей о жабах.
Тельма, которой не приходилось рассчитывать на какой-либо трастовый фонд, даже не рассматривала возможности поступить в колледж, но, по ее собственному заявлению, не видела в этом никакой трагедии, поскольку академическая наука ее не интересовала. Окончив старшую школу, Тельма прямо из Касвелл-Холла отправилась в Лос-Анджелес с твердым намерением прорваться в шоу-бизнес в качестве стендап-комика.
Практически каждую ночь, с шести вечера до двух утра, Тельма торчала в комедийных клубах – «Импрув», «Камеди стор» и других, – надеясь на шестиминутное бесплатное выступление на сцене, завязывая знакомства (или рассчитывая их завязать), соревнуясь с толпами молодых комиков за возможность появиться на публике.
Днем Тельма работала, чтобы иметь возможность платить за аренду; при этом она меняла одну работу за другой, и некоторые из них были, мягко говоря, довольно своеобразными. Так, например, Тельма в костюме цыпленка обслуживала столики и пела песенки в странной «тематической» пиццерии, а еще стояла в пикетах вместо некоторых членов Гильдии писателей Америки (запад), которые должны были по требованию профсоюза участвовать в забастовках, но предпочитали платить по сто баксов в день кому-нибудь, кто будет таскать плакаты и расписываться за них в графике дежурств.
И хотя от Ирвайна до Лос-Анджелеса езды было часа полтора, не больше, Лора с Тельмой встречались всего два-три раза в год, как правило, за ланчем или за обедом, поскольку обеим приходилось вертеться как белка в колесе. Но несмотря на редкие встречи, они не чувствовали неловкости и успевали поделиться самыми сокровенными мыслями и переживаниями.
«Дружба, скрепленная годами в приютах Макилрой и Касвелл-Холл, – как-то раз сказала Тельма, – сильнее, чем кровные узы между братьями, чем мафиозные связи, сильнее, чем связь между Фредом Флинтстоуном и Барни Рабблом, а эти двое действительно очень близки».
И вот теперь, выслушав рассказ Лоры, Тельма заявила:
– Шейн, в чем твоя проблема? Похоже, в тебя по уши втрескался какой-то застенчивый здоровяк. Большинство женщин были бы на седьмом небе от счастья.
– Ты действительно так считаешь? Типа это просто невинная влюбленность?
– А что еще это может быть?
