Вскоре Шахруховы воины расступились, и приметный всадник выехал из их кольца с небольшим табуном и своими туркменами.
Шахрух свистнул и послал туда узнать, что это за беседы вела его стража с осажденными людьми Кара-Юсуфа.
Пересечь бушующий поток было нелегко, доехать к заставе удалось не скоро.
Когда посланные возвратились, стоял уже день. Дождь прошел. Тучи тоже поднялись и отползли в сторону. Кругом было светло и тихо.
Призванный оттуда сотник сказал, что застава выпустила этих туркменов со всеми лошадьми, когда их хозяин по имени Кара-Юсуф сказал, что он послан за этими лошадьми самим Повелителем Вселенной и что с ним идут его люди.
Свои слова Кара-Юсуф подтвердил, показав пайцзу с именем Повелителя, и застава не посмела медлить, отпуская туркменов, ибо все знают, как строг Повелитель, когда осмеливаются спорить против его пайцзы.
Шахрух, потоптавшись около валявшегося на мокрой земле кожуха, робко спросил:
- По какой же дороге они пошли?
- Они тут все дороги знают.
- И это Кара-Юсуф поехал?
- Он так назвался. "Что ж, говорит, ты меня не видишь, что ли? Повелитель мне велел забрать отсюда своих лошадей. Эту знаешь?" А ее все мы знаем, на которой он сидит, - Золотой Чакмак! "Вон, говорит, у нее на крупе тавро Повелителя - три кольца. Глаз у тебя, что ли, нет? А есть глаза, так не задерживай!" Он свои длинные усы в рот запихнул, зубами стиснул, а глазами поигрывает. С таким не разговоришься: чжик клинком - и нет тебя. Наш Повелитель таких любит.
- И ушли? И отпустили?
- Пайцза!.. Медная. Круглая. С именем Повелителя.
Испуг охватил Шахруха; "Как сказать отцу, что лучшие из его коней уведены на глазах у сына?"
- И Чакмак?
- Он сам на нем поехал.
- Они разбойники. Конокрады!
Сотник решился спорить с царевичем:
- Да они ж к Повелителю повели его лошадей.
Потоптав свой изощренно тисненый скользкий кожух, Шахрух пошел прочь, уже не радуясь своей добыче, своей удаче, что догнали, отбили свои табуны, да в придачу взяли столько скота, что и сосчитать невозможно, но думая только одно, только одно: "Как сказать отцу?" Попробовал было себя успокоить: круглая пайцза, такую Повелитель давал только сам и только самому они возвращались, никто не смел остановить никого, кто показывал ее. И тут же снова ужаснулся: но ведь лошади-то Повелителевы! И ушли!
9
Тимур в те дни шел на Халеб.
По пути он завоевывал города и селенья. Некоторые из городов оборонялись лучше, чем Малатья, другие, объятые ужасом, просили только пощады. Щадил он неохотно, упорно изо дня в день надвигаясь на Халеб, несокрушимо укрепленный двойными рядами стен, густо населенный, торговый, богатейший из арабских городов, принадлежавший мамлюкам, ныне подвластный Баркукову сыну, малолетнему Фараджу, пребывающему со своим двором в Каире.
Это будет первый город египетских мамлюков, именовавшихся вавилонскими султанами, где Тимур намерен был начать свою месть покойному Баркуку.
Войско медленно двигалось, вступая в битвы, отдыхая от битв и, едва отдохнув, направляясь к новым битвам.
Широко по всем сторонам этой дороги, как и по всем прежним дорогам, пройденным за десятки лет завоеваний, везде, где прошел Тимур, оставались холмы взрытой земли, под которую положены лежать и воины, забредшие в эту даль убивать и жечь, и те, кто здесь мирно жил. Вскоре земля оседала, зарастала травой, ибо некому было над ними потосковать, некому хранить память о тех, что некогда здесь пели, любили, творили добро.
Только маленькие, рыжие хомячки боязливо хлопотали в сизой траве о своей недолгой жизни.
ГЛАВА VIII
ВАСИЛИЙ
1
В Москве дождило.
Давно не бывало столь сырого августа.
Великий князь Василий Дмитриевич прихварывал после поездки через болотистые леса, когда ездил в Коломну рядить суд над двумя боярами, продавшими ордынскому Едигею большой обоз с оружием, посланный Москвой на укрепление русских застав на рубежах Золотой Орды. Обоз перехватили и поворотили в Коломну. Народ, прознав про то, зашумел, но бояре те знатны, и судить их следовало самому князю - и судить при народе, чтоб все видели, сколь дорого и надобно оружие для русской земли.
