«Тебе бы следовало поискать дело, - сказал он, - аренду, корчму или что».
«Но, папа, пытался я как-то возражать, - разве я по природе деловой человек? Разве гожусь я для деревенских дел? Я хотел бы в Варшаву, папа. При таком обилии родни, я там устроюсь".
Большие города пугали отца, и он мне не дал сразу своего согласия. Решил посоветоваться с дедом. А тот просто предложил подождать до лета, до Иванова дня[8]. В это время заключаются контракты на именья, может, удастся взять в аренду небольшое именье. Даже если не хватит денег, можно будет как-то выкрутиться.
Я остался в Вахновичах. Стал интересоваться отцовским поместьем, забросил учёные книги, которые я всегда потихоньку читал, когда отец был занят. И так прошло несколько месяцев. Отец стал во мне очень нуждаться: он уже часто ездил в Каменец - переговорить немного со своими хасидами, перекладывая на это время всю работу в поместье на меня. Работой моей он был очень доволен. Я старался, заводил новые порядки. Если бы не компаньон, отец бы меня не отпустил. Компаньон этот, реб Яков, богатый еврей, хотя и простой человек, не учёный, но очень порядочный, вложил в поместье изрядную сумму денег, и его сыновья и зятья стали сильно вмешиваться в дела. Это было не очень удобно. Из-за них для меня уже почти не находилось места. Молодые люди стали подымать голос, а я стал уступать. Отец – как «хороший делец» меня за это хвалил. Я, мол - спокойный человек, готов ради мира пойти на уступки. Молодые люди разбирались в делах даже хуже меня, и даже их часть была меньше нашей, но я понял, что если с ними вместе работать, придётся спорить.
К Иванову дню дед объездил всех знакомых помещиков в поисках небольшого поместья для меня – и ничего не нашёл. Тем временем прошло лето. Уже, слава Богу, 1-е число месяца элюль[9], а поместья для меня не находится. И дед сказал, что другой на моём месте взял бы поместье побольше, несмотря на недостаточные средства, как поступают все евреи, но я ни в коем случае не хотел начинать дело с обмана. Поэтому я отказался. И вскоре опять заговорил о поездке в Варшаву. Во мне пробудился галутный еврей, тянуло ехать, ехать, ехать.
Отец согласился - я мог ехать в Варшаву. Он полагался на нашу благородную родню. Уж они за мной присмотрят, не дадут свернуть с верного пути.
У нас уже тогда были две железнодорожных ветки: Варшава-Петербург и Варшава-Тересполь. От Бриска в Варшаву билет стоил три рубля – безо всяких извозчиков. Я выбрался в дорогу в середине элюля, уверенный, что отец теперь немного приблизит к себе мою жену. Я ведь еду с его ведома, а варшавского безбожия он не опасался: родня ведь там, родня!
В пути. – Поезд. – Первый «урок». – Мой дядя реб Йоше. – Его дом. – Я ищу заработка. – Речь о том, чтобы стать меламедом. – Варшава. – Общество по изучению Талмуда. – Общество хранителей субботы. – Литваки. – Дети моего дяди. – Я стал меламедом. – Меламед ходит по улице среди бела дня. – Снова в пути. – Макаровцы.
В Варшаву я ехал немного спокойнее, чем в Белосток. На ученье больше не надеялся, но решил, что в Варшаве, с помощью родных, найду какой-то заработок.
Поезд, новые, по-новому одетые люди – всё это было мне неведомо, но как раз в поезде я получил первый «урок» от большого города. Напротив меня в вагоне сидел хорошо одетый еврей с бриллиантовым кольцом на пальце. Он меня спросил, куда я еду.
«В Варшаву», - ответил я.
Как видно, приняв меня за ешиботника, он вздумал надо мной немного подшутить и спросил:
«Зачем вы едете в Варшаву?»
«Ищу какое-нибудь дело».
«Есть у вас там родные?»
«Дядя».
«Кто ваш дядя?»
«Реб Йоше Сегаль».
«Кто – реб Йоше? Чтоб его черти взяли!» - и он громко захохотал. Тут я понял, что в мире есть ещё другие люди, кроме наивных каменецких и брисских еврейчиков, и что надо быть осторожным.
Прибыл я в Варшаву к дяде, к тому самому обруганному реб Йоше. Явился и представился: я – из Каменца, внук гродненского раввина реб Лейзера. Дядя, реб Йоше, пожилой уже человек, поприветствовал меня, предложил сесть и стал распрашивать, как живёт его брат, каменецкий раввин, который, как я о том писал в первой части, умер в 1865-м году во время большой эпидемии холеры, то есть два года назад.
