Ксюшка Вихрова просыпалась ни свет, ни заря. Ранняя птаха — жаворонок. Выпорхнула из кровати, потянулась своим стройным гибким, как тростинка телом и подошла к зеркалу переплести растрепавшуюся за ночь косу. Гарная дивчина Ксения, как сказали бы родственники Вихровых на Украине. Густые русые волосы ниже поясницы, открытый высокий лоб, шелковые брови. Глаза серые бездонные, в них то и дело зажигается лукавый огонек. Нос у девушки идеальной формы с утонченными крыльями. Зубки ровненькие, губы сочные, яркие. Такое лицо даже косметикой портить жалко. Ксюшка ею и не пользовалась. Так, подкрасит иной раз глаза.
Девушка расчесала волосы, заплела в тугую толстую косу и сбросила с себя ночную рубашку. Грудь у Ксюши маленькая, упругая с нежными розовыми сосками. Когда она проводит по ним рукой, они твердеют. Маленькие кружевные трусики обтягивают округлые ягодицы, спереди линия ног плавно раздваивается, переходя в два изящных полумесяца. Когда Ксюшка сверху вниз смотрит на свои ноги, они кажутся ей некрасивыми. Но в зеркале очень даже ничего — длинные, ровные. Не девка Ксюшка — персик! И кто же его сорвет?..
Девушка надела коротенький в мелкий цветочек сарафан, вышла в коридор, а затем на веранду, где бабушка Нина — сухая статная старуха в ситцевом платье и платке — пекла блины. Лицо у бабки, точно у княгини или графини какой — холодное, аристократическое. Тонкие с синеватым отливом губы надменно поджаты, но при виде внучки суровое выражение с лица старухи исчезает.
Недолго осталось Ксюше жить у деда с бабкой. Через год уедет девка к своим родителям и поминай как звали. Дочь стариков с зятем и младшим внуком, как и дети Клавдии Павловны, уехали недавно в Россию, а вот Ксения осталась еще на год, заканчивать последний курс медицинского училища. Разъезжается народ.
— Уже проснулась, Зорька ясная! — улыбаясь, приветствовала старуха внучку. — Выспалась?
— Выспалась, бабушка.
— Вот и ладно! — старуха ловко перевернула на сковородке блин. — Иди умойся, да отнеси бабе Клаве блинов, пока горяченькие. Пущай побалуется старуха. А потом и сами будем завтракать.
Подхватив полотенце, Ксюша взяла мыло, зубную пасту, соскочила с крыльца и направилась вглубь двора к водопроводной колонке.
Тугая струя воды ударила в цемент, обрызгала ноги девушки. Какая холодная!.. Бр-р, аж, кожу жжет.
Умывшись, Ксения вернулась на веранду, где бабка вручила ей тарелку с блинами, накрытую поверх еще одной. Держа гостинец перед собой, девушка обошла огромного пса, чавкавшего у своей миски, вышла из ворот и направилась через дорогу наискосок к старенькому потемневшему от времени дому с разросшимися в палисаднике кустами смородины.
До чего же ужасна дорога на улице. Не ремонтировалась, наверное, лет сто. Вся в рытвинах, того и гляди, споткнешься и нос расквасишь. Но все обошлось. Блины до бабы Клавы девушка донесла в целости и сохранности. Но что-то не так во дворе Серебряковой. Тузик, глупый Тузик не бросается как всегда с радостным лаем навстречу, а, поджав хвост, жмется к забору. Дверь на веранду распахнута настежь, щеколда держится на одном шурупе. Оттуда из дому, будто холодом дохнуло на Ксюшку. Она вошла на веранду, поставила тарелку на стол, и осторожно, с опаской, открыла дверь в дом.
Ужасная картина представилась взору девушки. В коридоре на полу головой к дверям, широко раскинув руки и ноги, лежала Клавдия Павловна. Седая, повязанная вокруг головы коса съехала набок, на виске кровоподтек, лоб распух, черен. Вскрикнув, Ксюшка бросилась к Серебряковой. Рука старухи оказалась теплой. Помогли навыки, приобретенные в медицинском училище. Та-ак!.. Зрачок на свет реагирует, пульс еле-еле, но прощупывается. Теплится еще жизнь в теле Клавдии Павловны! Спасать нужно бабушку!.. Ксюшка опрометью выскочила из дому Серебряковой и кинулась через дорогу к своему.
Дед Ксюши Семен Чугунов — крепкий бородатый старик с умным живым взглядом — возился в огороде с пчелами. Меду в этом году будет много. Пчелы трудились отменно, и он ставил на ульи передовых семей "магазины" с дополнительными рамками.
