* * *
Было больно. Боль путала сознание и наполняла воздух, скрежетала в ушах и пульсировала в каждой клеточке. Боль казалась больше, чем тело — несправедливо, много сильнее, чем можно представить. Она струилась по венам, ломала кости и горела в слезах, из неё состояли звуки и дыхание. Боль жила во сне, жестоко терзала видениями. В мире не осталось ничего, кроме беспросветной, безудержной боли.
Когда стало легче, он решил, что сошёл с ума. А может, просто привык, что мучения бесконечны, и смирился. О том, что боль притупилась, он не подумал — просто забыл, что бывает иначе, живя в собственной вселенной, состоящей из боли.
Сначала он вспомнил, что он человек. Постепенно пришло понимание, что у него должны быть руки, ноги… и голова, конечно. А ещё его зовут Гарри. Гарри Поттер, и он волшебник. Память хаотично подбрасывала воспоминания, но Гарри боялся думать — ведь мысли тоже состоят из боли.
Боль не возвращалась, и, набравшись мужества, Гарри открыл глаза. Вокруг царил полумрак. Он лежал на большой кровати, укрытый лёгкой простынёй, и боялся пошевелиться, ведь движение — это боль. Помалу возвращались чувства. Гарри ощутил ноги, руки, и очень обрадовался, что они у него есть. Одну руку с перевязанным плечом он даже увидел — она лежала рядом на простынке. Вторая, кажется, была вытянута в сторону. А ещё её кто-то держал.
Гарри осторожно повернул голову, чтобы увидеть этого кто-то. Кто-то выглядел кошмарно: спутанные чёрные волосы, худое измождённое лицо с выдающимся носом и тонкими губами, приоткрытыми во сне. Но сердце Гарри исполнилось нежности — слепой, безотчётной, смешанной с облегчением и восторгом!
— Профессор… — Гарри хотелось заплакать, но он не посмел, зная, что за слёзы расплачивается болью. А потому легонько пошевелил пальцами, что удерживались тёплой ладонью.
— Гарри… — выдохнул Северус раньше, чем вздрогнул и распахнул глаза. Чёрные! Любимые! В которых хотелось тонуть бесконечно. С почти такими же чёрными кругами вокруг век — тяжёлыми, глубокими… до самых впалых щёк.
— Мне не больно, — первым делом сообщил Гарри. Почему-то подумалось, что это главное, что важно сказать.
— Я знаю, маленький… — Снейп неловко вскарабкался на кровать. Оказывается, он сидел на полу, сжимая в руках драгоценную ладошку. Наверное, Северус не боялся боли, потому что в глазах его стояли слёзы.
— Не плачь… — промолвил Гарри, — плакать больно.
— Не больно, родной, не больно!
«Родной!» Крошечная искорка счастья промелькнула в зелёных глазах с расширенными зрачками, но лишь на мгновенье.
— Я умираю? — шепнул Гарри, и маленькая слезинка скатилась по виску.
— Почему ты так думаешь?
— Ты бы никогда не сказал так, если бы я не умирал.
— Ты ошибаешься, — Северус прижался губами к холодной ладошке. — А ещё я хочу попросить прощения за слова, которые произнёс… тогда, в палате.
— Значит, всё-таки умру, — Гарри закрыл глаза. — Ты просишь прощения. Это невозможно.
— Не умрёшь, я не отпущу тебя. И боли больше не будет, обещаю!
Гарри недоверчиво опустил ресницы.
— Так не бывает, — и слабо улыбнулся.
— Бывает, Гарри. На самом деле ты не испытывал сильной боли, и зелья не могли тебе помочь. Так действует некрозное проклятье — ты чувствовал смертельную агонию, но поскольку оставался живым, она казалась тебе бесконечной.
Гарри нахмурился. Удивительно, но брови не болели.
— Я ранен?
— Да, — не стал скрывать Северус, — но мы справимся. Раны уже почти чистые, осталось заживление.
— Что значит чистые? — Гарри поднял брови, снова убеждаясь, что они не болят.
— Некроз подвергает ткани разложению. Повезло, что проклятие зацепило тебя только вскользь. Но шрамы останутся — на боку и левом плече.
— Шрамы… — поначалу известие не вызвало эмоций, но потом Гарри испугался — ведь если что-то и привлекало в нём Северуса, то только тело. — Шрамы?!
— Поттер, — Снейп возвёл очи горе, — неужели после всего пережитого тебя волнует подобная ерунда?
— Меня… нет, — Гарри закусил губу. Продолжать задавать вопросы действительно глупо, тем более, что изменить ничего нельзя, раз уж даже профессор признал, что шрамы останутся.
