Мое обретение полюса - страница 12
Многим прославленным исследователям довелось испытать недоверие и унижение. Первооткрывателя нашего континента Христофора Колумба бросили в тюрьму, а Америго Веспуччи приписали честь его открытия. По сей день именем последнего называют землю, которая была найдена благодаря отваге и убежденности, гнездившимся в сердце человека, предвидению которого не верил даже его народ.
И в наши дни немало исследователей подверглись резкой критике, например Стэнли, само имя которого долгое время было окутано облаком недоверия. Были и другие, а некоторые из них даже Стали в ряды моих врагов. К несчастью, в подобных случаях доказательством открытия служило одно лишь заявление исследователя, то есть его слово. Иных, очевидных, несомненных доказательств просто не существует. В тех же случаях, когда человека оклеветали, очернили его репутацию, окончательный приговор человечества выносится посредством выражения доверия либо к слову исследователя, либо к заявлениям его противников.
Вернувшись с Севера, будучи истощенным физически и морально после жестокой борьбы с холодом и голодом, одновременно сознавая всю значимость личного достижения, я оказался вознесенным волной энтузиазма людей на вершину мировой славы. Тогда все словно сошли с ума. Это смутило и насторожило меня. В неожиданном, стремительном, словно молния, восхождении к славе (я не ожидал этого и чувствовал себя беспомощной щепкой, подбрасываемой волнами в штормовом море) меня осыпали не испрашиваемыми мной наградами. В моих ушах звенели панегирики прессы, самые именитые личности "называли меня столь же великим, как и они сами. В смущении принимал я знаки внимания принцев, но меня возвели еще выше — я удостоился чести пожать руку, милостиво протянутую мне самим королем.
Вернувшись на родину, я не переставал удивляться тем почестям, которыми меня осыпали только за то, что я завершил, как мне казалось и все еще кажется теперь, дело сугубо личное, то есть добился успеха, который значит что-либо только для одиночки. Меня встретили восторженными криками, одобрительным свистом, ружейными залпами, ревом духовых оркестров. Улицы, убранные триумфальными арками, были запружены толпами аплодирующих, поющих взрослых и детей. Словно слепящий вихрь нес меня по стране — сейчас это представляется мне бредовым сном, я выслушивал овации, о которых кто-то отозвался как о беспрецедентных в своем роде.
Когда я вернулся в лоно цивилизации и весь мир звенел от поздравлений, сквозь студеные воздушные пространства Севера жалящими электрическими импульсами телеграфа пришло сообщение мистера Пири о том, что он достиг Северного полюса. Он объявил также, что я лжец. Тогда я не сомневался в достижении Пири. Добравшись до полюса при исключительно благоприятных условиях, я верил, что и он в таких же условиях мог совершить подобное, но годом позже. Я сердечно откликнулся на это сообщение, заявив, что славы хватит на двоих. И все же я ощутил ядовитые уколы моего соперника. В критический момент любое человеческое существо может оказаться во власти неразумных инстинктов.
После возвращения мистера Пири я стал жертвой кампании, развернутой с целью моей дискредитации, и считаю, что оказался наиболее глубоко уязвленным исследователем за всю историю человечества. С самого начала вдохновляемая и направляемая мистером Пири еще с телеграфной станции на Лабрадоре эта запланированная кампания проводилась настойчиво и неустанно влиятельной организацией, располагающей неограниченными финансовыми средствами, заручившейся поддержкой псевдоученых, заинтересованных в успехе экспедиции Пири как с финансовой, так и с других точек зрения. Пользуясь поддержкой ряда влиятельных газет, финансовые круги, которые стояли за спиной мистера Пири, развернули широкую кампанию с целью подорвать доверие публики ко мне. Прежде чем я ощутил всю силу закулисной игры, я оказался в затруднительном положении, был сбит с толку. За моей спиной не было никакой организации, я не располагал «веревочками», за которые можно было бы «тянуть», не имел денег для своей зашиты; я понимал, что каждый человек на моем месте (обыкновенный смертный, а не супермен) почувствовал бы такую же беспомощность, испытал бы такое же отвращение к двуличности, понял бы, как мало значит все то, что им совершено, всю тщетность достигнутого в сравнении с той неумолимой угрозой, какую таила в себе паутина позора, которую мои враги пытались сплести для меня.
