— Зачем мне подробности вашей интимной жизни?
— Вот и мне интересно — зачем?
Молли окинула его мрачным взглядом.
— Просто гадала, где вы находите своих дам. Выписываете по каталогу? Или шарите в Интернете? Я слышала, что есть фирмы, специализирующиеся на помощи одиноким американцам. Ищут им партнерш за границей. Видимо, сами они, бедняги, не в силах справиться. Да-да, я видела такие снимки.
«Двадцатилетняя русская красавица. Играет классику на фортепьяно в голом виде, в свободное время пишет эротические романы, жаждет включить в свой репертуар „Янки Дудль“».
К сожалению, вместо того чтобы оскорбиться, Кевин рассмеялся;
— Я встречаюсь и с американками тоже.
— Готова поклясться, последние в печальном меньшинстве.
— Вам никто не говорил, что вы чересчур пронырливы?
— Я писатель. Любопытство — профессиональное качество. — Молли перешла в атаку:
— Расскажите о своей семье/
— Рассказывать почти нечего. Я — эс-эс.
Сукин сын? Скользкий слизняк?
Кевин ухмыльнулся и водрузил ноги на журнальный столик.
— Сын священника. В четвертом поколении, в зависимости от чего считать.
— О да, я, кажется, читала. Значит, в четвертом поколении?
— Мой отец был методистским священником, сыном методистского священника, а тот, в свою очередь, был внуком одного из старых методистских бродячих проповедников, что несли слово Божие в самые глухие уголки нашей страны.
— Так вот почему в ваших жилах течет столь буйная кровь! Гены прадеда-миссионера.
— Уж конечно, не папаши. Потрясный был парень, но рисковым малым его не назовешь. Типичный кабинетный ученый. Совсем как вы. Разве что повежливее, — усмехнулся Кевин.
Молли предпочла пропустить ехидный намек мимо ушей.
— Его уже нет в живых?
— Умер лет шесть назад. Ему был пятьдесят один год, когда я родился.
— А ваша мать?
— Ушла в мир иной полтора года назад. Она тоже была немолода. Буквально глотала книги, была председателем исторического общества. Увлекалась генеалогией. Помню, с каким нетерпением родители ждали лета. Эти месяцы были лучшими в их жизни.
— Загорали на багамских пляжах в чем мать родила?
— Не совсем, — покачал головой Кевин. — Мы все отправлялись в летний лагерь методистской церкви в северном Мичигане. Он принадлежал моей семье испокон века.
— Ваша семья владела летним лагерем?
— Да, с маленькими домиками и большой старой деревянной молельней, в которой проходили службы. Мне приходилось проводить там все каникулы, пока не исполнилось пятнадцать, а потом я взбунтовался.
— Должно быть, они не раз гадали, каким образом им удалось зачать такого сына.
— Не то слово, — вздохнул Кевин. — А как насчет вас?
— Я сирота, — небрежно, как всегда в таких случаях, бросила Молли, хотя в горле застрял комок.
— Мне казалось, что Берт женился исключительно на шоу-герлз, — усмехнулся Кевин, но, судя по тому, с каким видом перевел взгляд с ярко-алых лохм на весьма скромную грудь, вряд ли он поверил, что в ее генетическом фонде переливается мишура и сверкают бисер с блестками.
— Моя мать была хористкой в «Сэндз». Она стала третьей женой Берта. Погибла, когда мне было два года. Летела на курорт отпраздновать развод.
— У вас с Фэб разные матери?
— Разные. Мать Фэб была его первой женой, хористка во «Фламинго».
— Я никогда не встречался с Бергом Сомервилем, но, судя по слухам, человеком он был нелегким.
— К счастью, он отправил меня в пансион, едва мне исполнилось пять лет. До этого в доме постоянно сменялись хорошенькие няни.
— Интересно.
Он спустил ноги со столика и нацепил на нос темные очки от Рево в серебряной оправе. Молли вздохнула. Двести семьдесят долларов в «Маршалл Филдз».
Дафна примерила темные очки, выпавшие из кармана Бенни, и наклонилась, чтобы полюбоваться своим отражением в пруду. Parfait.[5] (Она была уверена, что французский лучше всего подходит для описания ее внешности.)
— Эй! — окликнул сзади Бенни.
Плюх!
Очки соскользнули с носа прямо в воду.
Кевин поднялся с дивана — гибко, одним движением, словно наполняя комнату неукротимой энергией.
— Куда вы? — полюбопытствовала Молли.
— Прогуляюсь немного. Глотну свежего воздуха.
— Далеко собрались?
Кевин снял очки, щелкнул дужками.
