— Как он сюда попал? — не понял Степан.
— А вот они, заготовлены в укладках.
Действительно, чуть в стороне от белых брусков известняка стояли укладки крепкого обожжённого кирпича, казавшегося в смутном свете почти чёрным. Степан взял верхний, повертел в руках, в этот момент кисейное тонкое облачко сползло с луны, всё озарилось серебристым светом, и он увидел на плоской грани кирпича буквы «МИХ», — наверное, умелец хотел увековечить себя, выдавить имя «Михаил», но не успел или отвлёкся. Степан положил кирпич на место: кто его знает, заберёшь, а потом хватятся, догадаются, что побывал на стройке соглядатай...
До рассвета осмотрели почти все башни. Нигде, кроме как у нижней, что у реки, охрана не стояла. Видимо, строители были в полной уверенности, что никто посторонний в кремль не проникнет. Тогда почему охрана у речной башни? Парни решили, что не стоит ломать над этим голову, для этого они слишком мало знают. Пробрались к огородам, залегли в малинник и мгновенно, прижавшись друг к другу для тепла, уснули.
Проснулся Степан от женского голоса. Невидимая баба говорила:
— Иду, только ещё один вилок подберу покрепче...
Степан сообразил: с утречка хозяйки пришли на свои грядки за овощами. Хорошо, малина уже отошла, никто сюда не сунется. Он переждал немного и, только услыхав, как расчирикались воробьи, значит — люди ушли, осторожно выглянул. Никого, пернатые не обманули. Он растолкал Юшку.
Солнце поднялось, начало припекать. Заскрипели первые телеги, тяжело груженные камнем. Совсем недалеко надрывно визжал ворот, — видимо, поднимал на стену или на башню груз.
— Пора? — спросил Степан, вопросительно глядя на Юшку. — Вслед за первым порожняком и выйдем.
— А как?
— Обыкновенно: ты впереди, я за тобой. Жаль, гусли у боярыни остались. Ты дудочку как-нибудь Позаметнее держи.
— Думаешь, выпустят?
— Разве есть ещё путь отсюда?
— Может, в порожнюю телегу пристроиться?
Мысль показалась заманчивой, но сразу же отпала, как только они увидели первые телеги: в них не было ни рогож, ни рядна, ничего, чем бы можно было прикрыться.
Пришлось, помолившись об удаче, идти к воротам открыто. Так и пошли — впереди Юшка с дудочкой, за ним, положив руку ему на плечо, Степан, подняв голову и закатив глаза так, что в щёлочки виднелись одни белки.
Юшка шёл медленно, осторожно, стреляя глазами по сторонам. Степан нервничал, то и дело шептал едва слышно:
— Чего плетёшься!
— Эй, убогие, откуда вы тут? — раздался оклик.
— У боярина Вельяминова пели, — ответил Юшка.
— Ну давайте идите, не задерживайте...
Они вышли за рогатки на Пожар. Обошлось. Можно было уходить из Москвы.
Вечерело. Олег Иванович одиноко сидел в библиотеке, размышляя о судьбе засланных в Москву мальчишек.
Первые два лазутчика как в воду канули. Уж не поторопился ли он, посылая совсем ещё Неопытного сына Дебрянича?
Вошла Ефросинья. Необъяснимым образом сразу же догадалась, о чём задумался князь. Говорят, что так бывает со всеми любящими жёнами после многих лет совместной жизни.
Села рядом.
— День-два вполне могли в пути задержаться, — сказала она, положив узкую тёплую ладонь ему на руку.
Князь кивнул.
— Конному три дня пути. А пешему, — она говорила, поглаживая его руку, успокаивая и внушая, — да ещё если сторожко идти, с оглядкой, и того больше.
— Откуда знаешь, что до Москвы три дня конному скакать?
— Епифана спросила, — призналась жена.
— А зачем я их в Москву послал, не спросила? Что меня там тревожит и волнует, какое беспокойство гложет?
— Спросила.
— И что он сказал?
— Что ни о чём таком не знает.
— Аты?
— А я обиделась. Уж и от меня нынче у тебя тайны завелись. — И, округлив свои медовые глаза, спросила, почему-то понизив таинственно голос: — Уж не на Москву ли замысливаешь поход?
— Бог с тобой, о каком походе нам сейчас думать? Да и не пойду я никогда на Москву.
— Тогда зачем послал мальчишек?
— Они не мальчишки уже. Я в их годы в боях побывал, в походах, в Орду за ярлыком ездил.
«Может, корит себя за то, что послал именно Дебряничева сироту?» — подумала Ефросинья, но промолчала.
