Я отвел волосы с заспанного личика и увидел в ее глазах нездоровый блеск.
– Зайка, ты плохо себя чувствуешь? – спросил я, обнимая ее.
– Я устала. – Она уткнулась горячим лицом мне в грудь. – Хочу тут остаться.
Я поцеловал ее в макушку.
– Милая, я все понимаю. Но мама уже и обед вкусный приготовила. Давай-ка будем собираться. Где твои туфельки? Сама наденешь?
Камилла с мрачным видом пнула туфлю.
– Ну давай, милая. Улыбнись маме, ладно? Расскажешь ей про зоопарк? И про лошадок?
Камилла дернула плечом и снизошла:
– Ладно…
Я помог ей слезть с кровати – ее все еще пошатывало после сна. Заправил покрывало и взбил подушки, чтобы не видеть вмятину от ее тела, когда вернусь сюда один. Этого я просто не вынес бы.
– Идем, солнышко. – Я взял ее за руку. – Спускайся аккуратно. Курточку взяла?
– Она там, у двери.
– Ну хорошо. Пошли. Вниз по кроличьей норе!
И мы стали спускаться. Я следил, чтобы Камилла не промахнулась мимо ступеньки. Когда Анна впервые увидела эту лестницу, ее чуть удар не хватил. Она тут же представила все ужасы, которые могут произойти на этом архитектурном недоразумении. Спустившись сам, я подхватил Камиллу на руки и поставил перед Анной.
Анна быстро захлопнула ноутбук и вытерла глаза.
– Привет, Кам-кам! – воскликнула она, обнимая нашу девочку.
Смотреть на них обеих сразу было невыносимо.
– Ничего не забыла? Точно? – спрашивала Анна, нервно приглаживая волосы.
У нее размазалась тушь под правым глазом. Она посмотрела на меня и кивнула на ноутбук:
– Это очень здорово. Очень, очень сильно. Правда.
И не дав мне ответить, она схватила куртку Камиллы, висящую у «Синего медведя».
– Как тебе спалось, хорошо? – щебетала она, помогая дочке одеться. – Ты отдохнула?
Потом она поцеловала меня в обе щеки, прижимаясь губами чуть сильнее обычного.
– Очень сильно, – повторила она.
Я только кивнул. Ответить я не мог, потому что перехватило горло.
– Все, милая, поцелуй папу, и нам пора.
Камилла так и сделала. Анна бросила еще один взгляд на «Медведя». Она как будто хотела что-то сказать, но все-таки промолчала. Открыла Камилле дверь и вышла следом за ней.
Звукоизоляция в доме была ни к черту, я слышал каждый их шаг. Маленькие ножки и ножки побольше топали каблучками по деревянному полу коридора, по шаткой и скользкой лестнице, в которой Анна тоже видела потенциальную опасность.
Я дождался, пока шаги стихнут. Открыл ноутбук. Перемотал запись на полминуты назад. Я знал, что именно там увидела Анна, но решил удостовериться.
«Милый, я же хотела с Камиллой поговорить!» Мама смотрит в камеру. «Господи, опять ты со своей штукой?» «Это была не Камилла. И да, я опять со штукой». Папин голос: «Зачем снимать, как мы телик смотрим? Кому это интересно?» «Прошу ответить на вопрос. Как сделать так, чтобы любовь не угасла?» Фокус на папино лицо с лучиками морщин вокруг глаз. «Милый, у тебя что-то случилось?» Мама берет пульт. Наплыв на ее встревоженное лицо, затем на папино. Папа опускает глаза. «Нет». «Милый, что с тобой?» Моя дорогая мама подходит и садится рядом. Камера дергается. На экране мамино лицо, ее рука, убирающая в сторону диванную подушку. «Может, все-таки выключишь камеру?» И мой сдавленный голос: «Как мне быть? Что я наделал…» Наклоненная камера снимает мерцающий телеэкран. Девица в рекламе туалетной бумаги демонстрирует прочность каждого слоя. Запись обрывается.
Я сидел, тупо уставясь в экран, в шоке от того, что Анна это видела. Видела, как я теряю лицо, как мямлю, ползу к родителям за утешением. Больно было чувствовать, насколько мне их всех сейчас не хватает – моих родителей, дочери, жены. И насколько тогда мне стало легче, когда мама просто гладила меня по спине.
За дверью послышались шаги. С замиранием сердца я различил в них две пары ног.
Шуршание в коридоре. Стук.
Я распахнул дверь. На пороге, держа Камиллу за руку, стояла Анна.
– Извини, – сказала она. – Можно войти?
– Забыли что-то? – ляпнул я и осекся. – Конечно!
– Камилла, солнышко, постой здесь. Я на минутку.
Анна нажала на кнопку, включающую свет в коридоре. Освещение в этом доме было с таймером, примерно через минуту лампы выключались сами.
