— Эге! — сказал шеф и ухмыльнулся.— Знаем вас, молодчиков. Ну и какова она?
Генри только и сумел пробормотать что-то невнятное.
о-о-о прошло уже три почти четыре месяца, он считал дни почти половина срока уже прошла о слава богу Но…
А шеф небрежно откинулся на спинку сиденья, правит только одной рукой, ухмыляется до ушей, глаза стали как щелочки, и все поддразнивает.
Знаем вас, молодчиков, сказал он. Не прочь бы и я вернуть мою молодость. Что ж, сказал он, мой совет — валяй в том же духе, пока получаешь удовольствие. Молодость дается только раз.
Проезжая мимо кортов, он сбросил скорость и сказал, они выглядят недурно, потом остановил машину и дал Генри вылезти у самого корта, рядом с церковью на углу. Хоть бы он поехал дальше, так нет же, сидит и смотрит мимо Генри на церковь и все с той же усмешкой присматривается к поучительным надписям; одна гласит: придите, скорбящие и усталые, отдохните душой и молитесь; другая: единственно во Христе спасение; а самая большая: пей вино — и будешь проклят.
— Нет,— все еще усмехаясь, сказал шеф,— с этим я не согласен. Мой старикан содержал кабачок. Ну, до скорого.
И Генри побрел по длинной улице домой и уже не замечал погоду. Если пойдет дождь — что ж, пускай…
сам господь, милосердный господь на его стороне, ведь он должен был в тот день сказать шефу, они слышали, как шеф поднимался по лестнице, такой жуткий грохот почти уже у верхней площадки, и сразу тишина. И ОНА заставила его выйти посмотреть, шеф силится встать, из рассеченной губы кровь, и лицо его все в крови, и одежда, и на ступенях всюду кровь. Он помог шефу подняться, а тот прямо повис на нем, пока не добрел до кресла и не сел, и сказал — пустяки, маленькая авария, возьми денег из ящика и купи мне полдюжины носовых платков, да, и еще крахмальный воротничок, размер четырнадцать. А когда ОНА ушла домой, он был вынужден, да, вынужден, шеф сидел в кресле, губа распухла, кровь подсыхала и меняла цвет, он дочитал письмо, отложил и сказал — немножко неожиданно, а? Но, мистер Стрикленд, я целую неделю ждал, когда смогу вам сказать, и мистер Грэм хочет, чтоб я приступил завтра же. Стало быть, служить у меня не нравится? Как, ну как можно на это ответить? Мистер Стрикленд, сказал он, уверяю вас, я никому никогда не скажу, что видел в вашей конторе. Вот как? А о чем, собственно, речь? Ох, нет, не надо. Я… я… Ну-ну, Грифитс, что такого вы тут видели? Ну… что вы очень редко тут бываете, мистер Стрикленд. И шеф опустил глаза, промокнул платком разбитую губу и высморкался, но, когда поднял голову, все равно улыбался. Ладно, Грифитс, не будем больше об этом. Желаю успеха — и пожал ему руку, и отпустил его, благодарю тебя, господи.
Обед был уже на столе, и отец читал молитву, и мама окликнула — иди скорее. Но, посмотрев на него, сказала — пускай сначала пойдет пригладит волосы, пора бы ему научиться опрятности, пора следить за своей внешностью. А когда он вернулся в столовую, тетя Клара сказала — вечно он раскидывает свои вещи по всей комнате, может, он воображает, что ей делать больше нечего, кроме как за ним прибирать?
— Да ладно,— сказал он.
— Ничего не ладно! — сказала тетя Клара и обозвала его несносным неряхой. Конечно, это не ее забота, но если б его матерью была она…
— Да ладно,— сказал Генри.— Ты же мне не мать.
— Благодарение богу, нет,— сказала она.
— Вот именно,— сказал Генри.
Тетя Клара вздернула голову, сверкнула очками, еще шире раздула и без того широкие ноздри.
— Не смей так со мной разговаривать!
Но отец вдруг хлопнул ладонью по столу.
— Хватит,— сказал он.— Замолчите вы оба.
Тетя Клара чуть не завизжала на него, даже заикаться стала:
— А кто первый начал? Ты ему позволяешь дерзить мне…
Тут мама перебила:
— Клара!!!
Будто из ружья выпалила.
И Арнольд спросил, нельзя ли ему прямо сейчас получить свою порцию пудинга, у него еще полно работы, надо наладить мопед. А Генри сказал — ему кусок в горло не идет, и не надо ему никакого пудинга. Встал, отошел к дивану и лег, но отец заставил его вернуться к столу. Воспитанный человек должен сидеть за столом, пока остальные не кончат обедать, сказал он.
