А пиршество, между тем, продолжалось своим чередом. Народ здорово набрался. Это важно отметить, потому что объясняет, почему я беспрестанно трепался о взаимосвязи прошлого и будущего. Это было неправильно, потому что есть темы, о которых следует говорить, только оставаясь сосредоточенным и трезвым. Неудивительно, что внятно сформулировать, в чем она конкретно проявляется, эта самая связь, мне не удалось. По понятным причинам: мысли в голове скользили то слева направо, то справа налево, как курсанты во время морской качки. Потом из-под ног стала самым предательским образом ускользать земля, и стало не до философских обобщений. До конца дня я стал ходячим гироскопом: задача поддержания равновесия поглощала все без исключения помыслы и силы. Но болтал я безостановочно. Как потом выяснилось, исключительно о будущем. Кроме Прохора, вновь откуда-то материализовавшегося, мои слова пытались понять еще двое: Захар и Ольга, чему я был искренне рад. Они были хорошими слушателями, и мне хотелось объяснить им, что будущее к нам равнодушно и даже враждебно, но это совсем не трагедия, а повод разузнать о нем больше. Если ты предупрежден о планах врага, значит, вооружен. Захара мое выступление заинтересовало по-настоящему. Он раскраснелся и кивал головой в такт моим словам, создавалось впечатление, что я не веду научную беседу, а декламирую стихотворение. Ритм подсказывал, что я пользуюсь пятистопным ямбом. Ольга слушала меня, закрыв глаза, наверное, так ей было легче воспринимать информацию, которой я делился.
Дома меня встретила Лида.
— Однако, — сказала она. — Представляю, чему вы там учились, в вашей школе! Не удивлюсь, если все были пятерочниками.
* * *
Утром я вспомнил, что выглядел глупо. Но чувствовал себя на удивление удовлетворительно. Душ и кофе сделали свое благое дело — голова немного побаливала, но на это не стоило обращать внимания, работать я все равно был не расположен. В голове мелькали странные философские вопросы, связанные с прошлым и будущим. В том смысле, что для нормального человека важнее? Хорошая идея для научной статьи или монографии, только очень скучная. Лида наверняка могла сочинить на эту тему интересную историю, без академической сухости. У меня так не получится. Не могу сказать, что, занимаясь своим делом, я стремлюсь развлечь или позабавить кого-либо. Наука о будущем — занятие не из веселых. Все дело в том, что будущее нам враждебно, точнее, абсолютно равнодушно к человеческим устремлениям, оно наступит, хотим мы этого или нет. И ему наплевать на то, что наши мечты и надежды будут отброшены за ненадобностью. Мы ему совсем не интересны. Так что правильнее говорить, что не будущее враждебно нам, а мы враждебны будущему, потому что люди никогда не прощают презрения и равнодушия. Как написать об этом научную статью, чтобы заинтересовать читателя? Для меня это абсолютно непосильная задача. Я и не берусь за нее. Мое дело писать о будущем правду. А найдутся ли люди, которые захотят выслушать меня — вопрос десятый. Плоховатенько было бы, если бы я зависел от мнения людей. Мы, мизантропы, давно это поняли и приняли, как данность. Однажды до нас дошло, что рассчитывать на народную любовь глупо, нам она не светит. Но это не повод бросать работу. Даже если она кому-то кажется скучной.
— Кто сказал, что в литературе хороши все жанры кроме скучного? — спросил я у Лиды.
— Кто-то из великих.
— Ты тоже так думаешь?
— Отстань, я работаю, мне до конца недели нужно два листа написать.
Забавную я выбрал себе профессию. Как правило, люди, нанимающие меня на работу, почему-то упорно считают, что я занимаюсь тупым толкованием будущего, чуть ли не предсказаниями. Это, конечно, не так. Будущее нельзя предсказать или контролировать. Нельзя. Увы! Я говорю об этом каждый раз, подписывая новый договор, однако работодатели пропускают мои слова мимо ушей, думают, что это шутка.
Их смех меня раздражает. Но ведь в моем утверждении нет ничего смешного. Понимаю, что настаивать глупо, ведь работу мне предлагают только потому, что считают, будто я кокетничаю, а на самом деле…
