Глава одиннадцатая. ПРИЧУДЫ ЖЕНСКОЙ СТРАСТИ
На следующее утро Митридат, лежа в постели, думал об Антиохе, о сладостных минутах обладания ею. Вспоминал ее слова, улыбку, жесты…
Тишина большой комнаты, свет, падавший с потолка, — все навевало на него непередаваемый душевный покой. Им владело также чувство, будто он обрел опору в жизни и в то же время неиссякаемый источник наслаждений.
«Несомненно, Антиоха будет мне замечательной женой, — размышлял юный честолюбец. — Она умна, красива. И как страстно она отдается. О лучшей супруге и мечтать нельзя!»
Митридат стал думать о том, как будет проходить их свадьба, — «лучше, конечно, на эллинский манер, нежели на персидский», — в каком наряде будет Антиоха на этом торжестве, в каких покоях дворца они поселятся. Лично ему нравятся комнаты для гостей позади мегарона — там спокойнее.
Однако перед этим ему — именно ему! — необходимо объясниться с матерью, как-то вернуть их отношения в пристойное русло. И медлить с этим нельзя.
Внезапно в дверь спальни негромко постучали. В следующий миг на пороге возникла та, о которой были невеселые мысли Митридата. Лицо царицы излучало радость.
На ней было тонкое одеяние до пят, подчеркивающее гибкость талии и пышность бедер. Прозрачное покрывало, прикрепленное к обручу у нее на голове, окутывало ее, будто облако. Белизна рук Лаодики на фоне этого покрывала обретала особенно нежный оттенок. Царица, легко ступая, приблизилась к ложу Митридата. Сын встретил ее без улыбки.
Она поприветствовала его первой и осведомилась о здоровье. Он успокоил ее, сказав, что прекрасно себя чувствует.
— По твоему лицу не скажешь, — заметила Лаодика и привычным движением коснулась устами губ сына, положив руки ему на плечи.
Митридат заметил, как при этом затрепетали длинные ресницы матери.
В неярком рассеянном свете зарождающегося дня, пробивающегося сквозь тонкие пластинки кварца в окнах под самым потолком мать показалась Митридату необычайно красивой в этом одеянии, с этой прической. Она с таким обожанием глядела на него, что в нем невольно проснулись так скоро забытые позывы страсти.
Переборов себя, Митридат поднялся и стал одеваться, повернувшись к матери спиной.
Он ждал, что она заговорит с ним, был готов отвечать на ее вопросы, лишь бы не молчать, ибо молчание выдавало его охлаждение к ней. Надев хитон и сандалии, Митридат повернулся. Мать смотрела вдаль грустно-задумчивым взглядом.
Митридат понимал, что если сейчас сядет рядом с ней либо коснется ее — ему не совладать с собой.
И все же он сел рядом и обнял мать за плечи, мягкие и податливые. Митридат решил не откладывать объяснение на потом.
Поскольку пауза затянулась, Лаодика первая нарушила молчание:
— Ты не в настроении, да? Плохо спал?
Она ластилась к сыну, прижимаясь щекой к его подбородку и заглядывая ему в глаза.
— Да, — выдавил из себя Митридат и, кашлянув, добавил: — Антиоха каким-то образом прознала о наших с тобой отношениях, мама. От нее об этом могут узнать и остальные сестры. Ты понимаешь, чем это грозит?
— Нет, не понимаю. — В голосе царицы не было ни смущения, ни тревоги. Казалось, она ждет не дождется, когда страсть в сыне пересилит благоразумие, а до всего прочего ей не было дела.
— Как ты не понимаешь, — возмутился Митридат, — ведь тебе придется как-то смотреть в глаза своим дочерям. Думаешь, они одобрят твой поступок?
Лаодика беспечно махнула рукой, промолвив:
— Что мне их мнение!.. Все они скоро повыходят замуж и покинут меня. Антиохе я уже подыскала жениха, приглядела кое-кого и для Статиры.
Сердце Митридата замерло в груди.
— Зачем торопиться с этим! — растерянно пробормотал он. — Я разговаривал со Статирой, она не рвется замуж. И Антиоха тоже.
— В их годы самое время думать о замужестве, — сказала Лаодика с непреклонными нотками в голосе, — без супружеского ложа юные девицы быстро отцветают.
