— Нравишься как вакханка, но еще больше как женщина!
— Тогда куда мы так спешим, мой милый? — изобразила удивление Лаодика, замедляя шаг.
— Скоро рассвет… — смущенно пробормотал Митридат, стыдясь того, что столь явно выдал свою похоть. — Я думаю, нам лучше проникнуть во дворец под покровом темноты.
— И угодить в лапы Гистана, — возразила Лаодика, останавливаясь на месте. — Этот Цербер не даст нам уединиться, поверь мне.
Кровь прилила к щекам Митридата при этих словах. Так его мать желает его, как и он ее! И не скрывает этого!
— Я знаю, куда нам следует пойти, — продолжила Лаодика с воодушевлением, — там нам никто не помешает.
— А нас не могут узнать? — забеспокоился Митридат.
— Не думаю, — беспечно бросила Лаодика и потянула сына за собой.
* * *
Митридат совсем не знал Синопу, поэтому покорно шагал рядом с матерью по спящим улицам города, перешагивая через узкие сточные канавы, обходя повозки, на которых приехали сельские жители, дабы полюбоваться на Дионисии и напиться дармового вина. В некоторых повозках, укрытых от дождя рогожей, спали люди. Из них доносился негромкий храп и неясное бормотанье во сне. Мулы и ослы селян находились в конюшнях у городских родственников и друзей. Не имевшие в городе родни и знакомых держали своих животных в загоне на скотном рынке за небольшую плату.
Сын и мать прошли через этот рынок, расположенный близ южных ворот Синопы. Стража, охранявшая загоны с крупным и мелким скотом, не спала, хотя была изрядно навеселе.
Какой-то воин в сдвинутом на затылок шлеме крикнул Митридату:
— Где ты подцепил такую богиню, парень?
Другой, полагая, что с юношей идет гетера, окликнул Лаодику:
— Ты из какого квартала, красотка? Где тебя можно найти? Митридат хотел ответить грубостью на нахальство стражей.
Однако Лаодика не позволила ему этого, властно прошептав: «Не забывайся!»
Тут же с лукавой улыбкой повернув голову, она небрежно ответила воинам, стоявшим у входа в загон:
— Ищите меня в порту. В таверне «Симплегады». Стражники заулыбались.
— Мы придем туда, красавица.
— Эту таверну мы знаем.
Удаляясь, Лаодика помахала воинам рукой:
— До встречи, храбрецы! Захватите побольше серебра! Сзади раздался радостный пьяный смех.
— Зачем ты дразнишь этих негодяев? — недовольно спросил Митридат. — А если кто-нибудь из них узнает тебя? Или увяжется за нами?.. И откуда тебе известна таверна «Симплегады»? Ты бывала там?
— Сколько вопросов сразу! — засмеялась Лаодика и игриво потрепала сына по щеке. — Неужели ты ревнуешь? Или и впрямь думаешь, что я торгую собой в «Симплегадах»?
Митридат хранил хмурое молчание, глядя себе под ноги.
— Я часто бываю в порту, поскольку сидению во дворце предпочитаю прогулки по морю на быстроходном корабле, — сказала царица. — Таверна «Симплегады» находится как раз неподалеку от стоянки царских кораблей. Моряки хвалят эту таверну, я сама слышала. Правда, самой бывать там не доводилось.
— Верится с трудом, — проворчал Митридат. В нем и в самом деле шевелилась ревность.
— Клянусь чем угодно, — легко и просто произнесла Лаодика. — Ну не дуйся на меня! Как ловко я провела этих глупцов. Пусть-ка поищут меня в «Симплегадах»!
Лаодика засмеялась безудержно и громко. Она явно перебрала вина на празднике, поэтому была немного развязна.
Дом, куда царица привела своего сына, оказался злачным местом.
Какой-то верзила с черной повязкой на глазу, ни о чем не спрашивая, повел их по скрипучей лестнице наверх, после того как Лаодика негромко сказала ему в чуть притворенную дверь:
— Мне нужно место для меня и моего любовника. Времени у нас до рассвета.
Митридат заметил, как мать сунула одноглазому свой золотой перстень. Тот восхищенно осмотрел его и толкнул дверь в темную комнатушку.
— Здесь вам никто не помешает, — хрипло проговорил он и удалился, передав светильник Митридату.
Переступив порог грязной комнаты и заперев дверь, мать и сын огляделись.
Давно не беленные стены были во многих местах заляпаны следами от жирных рук, кое-где виднелись неприличные надписи и рисунки, выполненные углем.
Все убранство комнаты составляла широкая кровать, застеленная овчинами, на ней не было ни подушек, ни одеял. Рядом с кроватью стояла скамья. В углу возвышался глиняный сосуд с широким разверстым горлом, в нем была вода. Тут же стояла большая медная лохань, на дне которой лежал почерневший медный черпак. На веревке, протянутой от стены до стены, висел большой кусок льняного полотна, как видно, заменявший полотенце. Окон не было.
