Он поведал мне, что, когда он был еще ребенком, его племя остановилось за несколько миль от места битвы при Маленьком Большом Роге[14], и Красный Лис даже слышал выстрелы. Теперь он занимался связями с общественностью в мясоконсервной компании, а иногда исполнял воинственные танцы в супермаркетах на юго-западе. Без своих перьев и шкур оленя сочинитель мемуаров, скорее всего, ничем не отличался от вышедшего на пенсию владельца магазина, сидящего на крыльце какого-нибудь бруклинского многоквартирного дома и болтающего об ушедших днях юности.
Я поймал Беверли Лу у двери:
– Замечательный старик. Но ты знаешь, Бев, у меня дома целая библиотека о Диком Западе девятнадцатого века. Если Красный Лис – вождь племени сиу, которому сто один год, тогда ты – императрица Лу из династии Минь.
Беверли встревожилась:
– Ты, вообще, о чем?
– Да прекрати ты, Бев. Это же я. Почти что служащий "Макгро-Хилл". Уж друг с другом-то мы можем быть откровенными. Этот парень ненастоящий.
Ее тревога тут же превратилась в негодование.
– Какие основания у тебя есть для подобных выводов? Ты серьезно?
Я понял, что сейчас она не склонна шутить, поэтому натужно рассмеялся:
– Да нет, просто пытаюсь тебя подколоть. Расслабься. Увидимся завтра в офисе.
Когда я пришел домой, Дик еще не спал. Я посетовал:
– Ты знаешь, у меня такое забавное чувство, что, если я когда-нибудь расскажу, что никакого Ховарда Хьюза в глаза не видывал, они не засмеются.
– Вот и у меня такое же чувство. Просто как-то не хотелось развеивать твои иллюзии. А с чего бы это ты вернулся к реальности?
Я рассказал ему о своей встрече с вождем Красным Лисом и моих замечаниях Беверли Лу.
– Ты серьезно? – заинтересовался Дик. – Действительно думаешь, что этот старик – мошенник?
– Может быть, а может, и нет. Я похож на эксперта?
– Ну, – осклабился мой остроумный друг, – жулик жулика издалека видит.
* * *
На следующий день мы с Беверли решили провести деловой завтрак. Она была необычно молчаливой и какой-то излишне занятой. Когда мы пришли в офис, я не удержался от вопроса:
– Что тебя тревожит?
– Этот человек, Саскинд, которого ты нанял проводить исследования. Он знает о твоих встречах с Октавио?
– Нет, тут загвоздка. Я ему еще ничего не сказал.
– А где сейчас Саскинд?
– Здесь, в Нью-Йорке, остановился у меня.
– А как хорошо ты его знаешь? Вы близкие друзья?
Меня уже стали раздражать подобные речи, так как было непонятно, куда она клонит.
– Я знаю его уже долгое время, вот и все. Мы старые партнеры по игре в шахматы. К чему весь этот разговор?
– Он – писатель, – заявила Беверли и откинула с глаз прядь прямых черных волос – Писатели крадут. Писатели болтают. И они самые завистливые люди на Земле. Мы развели такую секретность, потому что, если эта информация попадет в печать, Октавио тут же умоет руки. Я веду к тому, что не надо этому человеку, Саскинду, знать об Октавио. Так хочет издательство.
– Дик – хороший парень, – сказал я, мысленно отерев пот со лба. – И я рад, что ты подняла этот вопрос. Он меня ужасно беспокоит. Мне ненавистна сама мысль лгать ему, и поэтому я хочу все рассказать.
В приоткрытой двери показалась голова моего редактора, Роберта Стюарта. Он присоединился к нам, одарив всех присутствовавших нервической полугримасой-полуухмылкой.
– Категорически нет! – возопила Беверли. – Я запрещаю. Господи, ну какой же ты наивный. Роберт тоже согласен со мной. Ты так думаешь просто потому, что не жадный и умеешь держать язык за зубами. Так вот, позволь сказать тебе, что не все таковы. Если Саскинд выяснит, что ты встречаешься с Хьюзом, я имела в виду Октавио, и пишешь авторизованную биографию, то тут же представит цену вопроса. Я не знаю, сколько ты ему платишь, но он сразу почувствует себя обделенным.
– Только не Дик. Он вообще не знает слова "жадность".
– Но мы не хотим, чтобы ты ему рассказывал о нашем деле, – мрачно заявила она.
В тот же вечер на кухне квартиры моего отца, пока Дик доедал йогурт, а я ковырялся в банке из-под сардин "Малломар", пришлось высказать коварному Саскинду всю правду.
– Извини, приятель, но ты не должен ничего знать. Ты писатель. Ты крадешь, ты треплешь языком, к тому же у тебя зависть больше твоего роста.
