Мейсон растянул губы в очаровательной улыбке:
– К сожалению, я был довольно занят. Всегда есть, чем тут заняться. Такер – сущий деспот.
И незаметно сунул связку ключей в карман.
Жест явно предназначался для защиты частной жизни Такера, так что тот решил не закатывать глаза, лишь повернулся к Саре и похлопал рукой по рекламному листку:
– Спасибо, что заглянула и принесла мне это.
– О! Конечно. Спасибо за… покладистость. Мне пора вернуться к работе. Рада была повидаться, Мейсон.
Такер смотрел ей вслед.
И гадал, сколько проведённых с женщиной ночей считается регулярным сексом.
* * *
Здание «Первого банка Лоутона» было небольшим, но очаровательным. В сравнении с внушительным кирпичным мавзолеем, отгроханным дедом Такера для удовлетворения банковских потребностей Суитуотера, «ПБЛ» казался коробкой крекеров, которую окунули в лаймовый щербет, прежде чем поставить сушиться.
На цветы местные тоже не поскупились. Такеру понравились эти безыскусные, несколько небрежные клумбы и то, как бутоны натыкались друг на друга, словно игривые щенки. И да, Сара была права: жёлтые штуковины в горшках по обеим сторонам от двери действительно смотрелись премиленько и радовали глаз.
А вот при виде бледно-голубых ставней с вырезанными ананасами Такер остановился и задумался. «Три вертикальные доски, закреплённые по краям двумя горизонтальными…» Его дом срочно нуждался в новых ставнях, ибо почти все старые обвалились ещё до его приезда, так почему бы не скопировать эти? Ну, только обойтись без ананасов. Такер, конечно, мог привыкнуть к жизни на Юге, но украшать жилище этим традиционным символом гостеприимства было бы слишком лицемерно.
– Ты тянешь время, – сказал Мейсон.
– Я смотрю на ставни.
– Если собираешься и дальше на них смотреть, я подожду под деревом. – Он указал на заросший мхом виргинский дуб, изогнутые раскидистые ветви которого склонились к земле, словно изящная юбка с кринолином. – Чертовски жарко.
– Тряпка.
– Да, но я буду тряпкой в тени.
Покачав головой, Такер поднялся по низким ступенькам на террасу, растянувшуюся на три стороны здания. И стоило ему открыть дверь, как от потока прохладного воздуха Мейсон резко вздохнул.
– Добрый день. Чем я могу вам помочь? – спросила пожилая женщина за стойкой.
Седая, кудрявая, с блестящими глазами и мудрым лицом, она воплощала собой образ бабушки, которой у Такера никогда не было.
– А, да. Могу я поговорить с Беатрис?
На лице служащей появилась улыбка.
– Уже говорите.
– О! Я Такер Петтигрю. Я звонил вчера насчёт банковской ячейки матери.
– Я помню. Вы принесли документы, которые я просила?
– Конечно.
Такер протянул ей конверт со свидетельством о смерти матери и нотариально заверенным письмом, назначавшим его распорядителем её имущества.
Беатрис внимательно изучила бумаги через круглые очки, едва цеплявшиеся за кончик её носа.
– Похоже, всё в порядке. У вас есть ключ?
– Да.
– Ну что ж, господа, следуйте за мной.
И она провела их мимо кабинета, где какой-то мужчина убедительно вещал молодой паре о процентных ставках по ипотечным кредитам, через дверь в комнату с рядами металлических ящиков. Поправив очки, Беатрис нашла нужный номер, вставила в паз ключ, и Такер проделал то же самое со своим.
– Раз и два…
Оба ключа повернулись одновременно. Когда служащая достала из ячейки и поставила на стол коробку, Такер едва не попросил убрать всё обратно. Он скептически относился к интуиции и всякой экстрасенсорной ерунде, но появившееся дурное предчувствие оказалось очень сильным.
– Ещё что-нибудь? – спросила Беатрис.
– Нет, спасибо.
– Хорошо. Если передумаете, я прямо за дверью.
Она вышла, оставив их наедине с содержимым ячейки.
Такер не шелохнулся. Просто стоял и смотрел.
– Хочешь, чтобы я тоже вышел?
Он взглянул на Мейсона – единственного, кого искренне называл другом.
– Нет.
На своём веку каждый из них пережил немало взлётов и падений. Они пробыли по разные стороны океана больше времени, чем вместе, но всегда поддерживали друг друга с тех самых пор, как впервые встретились на постановке пьесы в крошечном нью-йоркском театре.
Такер выдвинул стул, махнул Мейсону на соседний и, глубоко вдохнув для храбрости, достал из коробки конверт из манильской бумаги.
