Генри воспринял эту клятву спокойно и ничего, по обыкновению, не сказал. Сказать по правде, сейчас его не так уж заботило, найдет миссис Харрис его отца или не найдет — все было превосходно и так, и Генри не собирался слишком уж жадничать, искушая судьбу.
Маркиз проводил их до парадного подъезда посольства, где уже ожидал синий «роллс-ройс», сверкающий хромом и никелем, с блестящим Бэйсуотером за рулем.
— Можно, я сяду впереди, дядя Ипполит? — спросил мальчик.
— Если мистер Бэйсуотер позволит.
Шофер сдержанно кивнул.
— А можно, тетя Ада тоже сядет впереди?
К собственному изумлению Бэйсуотер опять согласно кивнул. А ведь никогда еще никому, кроме только лакеев, не позволялось ездить рядом с водителем на переднем сиденье «роллс-ройса».
— До свидания, дядя Ипполит, — горячо воскликнул Генри, обнимая маркиза за шею. — Ты такой добрый!
Маркиз потрепал Генри по плечу и ответил:
— До свидания, милый мой племянник и внук. Удачи тебе, и будь умником. И вам удачи, мадам, и до свидания — и надеюсь, что когда вы найдете отца Генри, он окажется хорошим человеком, который будет любить мальчика.
Маркиз стоял у подъезда, пока «роллс-ройс» не свернул за угол. Странно, но отчего-то он больше не чувствовал облегчения. Ему вдруг сделалось как-то одиноко и он почувствовал тяжесть своих лет.
Итак, элегантный «роллс-ройс» маркиза катил по Национальной Магистрали из Вашингтона, а в нем, в водительском отсеке, сидели и беседовали Бэйсуотер, миссис Харрис и Генри, одетый в новый костюм и туфли (купленные для него маркизом) — мальчик сейчас более, чем когда-либо, походил на юного аристократа со страниц великосветских журналов вроде «Тэтлера» или «Куин».
Миссис Харрис думала про себя, что ей никогда не приходилось видеть столь элегантного и привлекательного джентльмена, как мистер Бэйсуотер в его габардиновом костюме благородного серого цвета и серой же фуражке с гербом маркиза на околыше. Мистер Бэйсуотер в свою очередь втайне дивился тому, насколько ему приятно общество миссис Харрис. Обыкновенно в такой поездке, как эта, он не прислушивался бы ни к чему, кроме еле слышного урчания двигателя «роллса», шелеста шин и безукоризненно беззвучной работы рессор. А вот теперь он позволил себе уделить часть внимания болтовне миссис Харрис, уютно угнездившейся на мягком кожаном сидении. Более того, он даже сам заговорил — а такого с ним, когда он был за рулем, не случалось с 1937 года (в тот раз ему пришлось прикрикнуть на лакея лорда Бутси, чтобы тот сидел смирно, а не зыркал глазами по сторонам).
— Мне довелось бывать в Висконсине, в Мэдисоне — улицы там широкие и застройка приятна для глаз; однако в Кеноше я не был. И что, по вашему мнению, является наиболее достопримечательной особенностью этого города? — спросил он.
— Оладьи по-северному с маленькими свиными сосисками и кленовым сиропом, — не колеблясь отвечала миссис Харрис. — Они подают это в кафе при гостинице, и я в жизни ничего вкуснее не ела. Сказать правду, я уплела четыре порции и мне потом даже было нехорошо. Но дело того стоило!
— Умеренность — путь к здоровью, — нравоучительно заметил мистер Бэйсуотер.
— Полноте, Джон, — отвечала миссис Харрис, впервые позволяя себе назвать достойного шофера просто по имени. — Да вы хоть раз пробовали эти их оладьи по-северному?..
Оправившись после шока — впервые за долгие годы особа женского пола обратилась к нему столь фамильярно! — мистер Бэйсуотер холодновато улыбнулся и ответил:
— Нет, Ада, сказать по правде, не пробовал; но вот что мне пришло в голову — раз уж вы так любите полакомиться: тут милях в пяти впереди есть ресторанчик, так мы там пообедаем. Похлебку из устриц по-новоанглийски вам доводилось пробовать? Точно вам говорю, без переедания у вас опять не обойдется. Ничего подобного в мире не найдете. А на десерт возьмем мороженое; там его тридцать семь сортов.
— Господи! — воскликнула миссис Харрис. — Тридцать семь сортов! Да столько и на всём свете-то быть не может! Генри, ты можешь в это поверить?
— Раз он так говорит, значит все так и есть, — отвечал Генри, с доверием глядя на мистера Бэйсуотера.
