Мисс Равенел уходит к северянам - страница 202

Шрифт
Интервал

стр.

— Ну, а дети? Вы любите их? А они ведь те же цветы.

— Дети — живые создания. Они болтают без умолку, открывают свою душу, без оглядки идут за вами.

«Ах, вы любите, значит, тех, кто без оглядки идет за вами», — подумала миссис Картер, улыбаясь при этом признании Колберна. Как-то так получилось, что она за последнее время с интересом и с удовольствием изучала его характер.

С этого дня на рабочем столе у Лили всегда стоял свежий букет, хотя, надо сказать, что свободных денег у Колберна хватало пока что только на самое нужное. Но вскоре рядом с букетами Колберна появились другие — от второго поклонника этой дамы. Молодой Уайтвуд был настоящий любитель цветов и самолично выращивал их у себя в теплице. До того он не смел подносить букеты хорошенькой вдовушке. Но, увидев букеты Колберна, расхрабрился и сам и, конечно, сумел далеко обогнать соперника в роскоши своих подношений. Кстати, будет неправильно умолчать здесь совсем об этом застенчивом господине. Он играл не последнюю роль на вечерних собраниях в гостиной у Равенелов и много беседовал с доктором на ученые темы. Притом он обычно сидел на краешке стула, столь замысловато перекрутив свои тощие ноги, что их сверхъестественная костистость самым прискорбным образом бросалась в глаза. Колберн и Уайтвуд заметно побаивались друг друга. Колберн не мог не признать, что восемьдесят тысяч наличными будут весьма и весьма уместной прибавкой к красоте и достоинствам миссис Картер, и полагал, что, поскольку, по всей вероятности, они будут ей вскоре предложены, трудно надеяться, что она их отвергнет. Со своей стороны, Уайтвуд готов был смиренно признать превосходство Колберна в занимательной светской беседе и еще поклонялся ему, как ветерану войны. Как мог он, не бравший оружия в руки, помогавший общему делу только словами и деньгами, равняться с боевым офицером, проливавшим кровь за отчизну, рисковавшим жизнью за дело всего человечества? И потому, когда Колберн беседовал с Лили, скромный Уайтвуд вел разговоры с доктором. Он болезненно сознавал свою скованность в светском обществе и завидовал ловким манерам, непринужденности этих южан. Пытаясь как-то решить для себя мучительные сомнения, он даже однажды провел с Равенелом беседу по данному поводу. (Надо заметить попутно, что эти заботы Уайтвуда не должны нам мешать объективно судить о его достоинствах, — он был и серьезным и искренним человеком.)

— Не могу я понять, — заявил он довольно уныло, — как могут быть люди одной национальности столь несхожи, полярно различны в манерах, как южане и северяне.

— Разница коренится в различных системах их жизни, — отвечал Равенел. — Рабовладельческий Юг был олигархией и копировал нравы европейских дворян. А Север был демократией: каждый хотел стоять сам на своих ногах, а не ездить верхом на соседе, и никто не пытался выдать себя за кого-то другого. Потому в ходу были честность, прямодушие, искренность — и в словах и на деле. К тому же каждый на Севере изо всех сил трудился, и для культивирования изящных манер просто не было времени. Лощеность южан — поверхностная, полуварварская; они напоминают мне в этом поляков и другие народы, живущие при тираническом, рабовладельческом строе. Но не будем, конечно, скрывать, что северяне сухи и чопорны. Коренной новобостонец, ни разу не выезжавший из своих родных мест, уж очень сильно походит на арктический айсберг. Он даже воздействует, я бы сказал, атмосферически на окружающую среду, понижает температуру воздуха. Помню, у нас говорили, что когда теплый воздух Луизианы соприкасается с приехавшим янки, то выпадают осадки, надо ждать проливного дождя. Возможно, здесь что-то преувеличено.

Уайтвуд засмеялся, хотя и несколько грустно.

— Но от янки много и пользы, — продолжал свою лекцию доктор. — Они взбаламучивают атмосферу, но притом и очищают ее. Мне, южанину, горько и унизительно сознавать, что без янки, с их жесткой, негибкой моралью, мы утвердили бы у себя рабовладельческий строй, самое гнусное рабство со времен Древнего Рима.

Уайтвуд взглянул на Лили. Она улыбалась с покорностью, разделяя, как видно, суждение отца. Ее разрыв с рабовладельчеством и с мятежом был навсегда, окончательным.


стр.

Похожие книги