— Я думаю снова открыть юридическую контору, — сказал Колберн.
— Пожалуй, и мне пора открыть кабинет и начать принимать пациентов, — подхватил Равенел.
— Вот в этом я не уверен, — заметил Колберн.
— Я и сам не очень уверен, что врачебная практика нас прокормит, — сказал Равенел, подсчитывая в уме, на сколько ему еще хватит оставшихся сбережений.
Тем не менее через неделю Новый Бостон обогатился кабинетом врача и нотариальной конторой.
— Папа, теперь, когда ты практикующий врач, я гораздо охотнее буду лечить у тебя Рэвви, — объявила отцу Лили.
— Да, женщины требуют вывески, — комментировал доктор. — Удивительно, как на них действуют шум и реклама. Если я завтра дам объявление, что принимаю по женским болезням, ко мне сбегутся толпой все новобостонские дамы, пусть даже я буду полнейшим профаном. От легкомыслия женщин можно сойти с ума. Мне кажется иногда, что люди так долго взбирались к вершинам цивилизации потому, что мужчине пришлось всю дорогу тащить на горбу свою спутницу.
— Фу, папа, «тащить на горбу» — так говорят только негры. Ты ведь гонитель таких выражений, папа.
— Для этого делаю исключение. Да яркость и выразительность.
— А миссис Пойзер считает, что бог сделал женщину дурочкой, чтобы она могла стать достойной подругой мужчины.
— Миссис Пойзер, конечно, дама большого ума, как и сын ее Айк, — ответствовал доктор, который мало следил за изящной литературой.
— Хорошо, иди принимай своих пациентов и не вздумай лечить миссис Пойзер пилюлями, которые ты прописал миссис Партингтон.[180] Не надо их путать, — сказала ему Лили.
Колберн не жалел, что провоевал эти годы; свое участие в битве при Сидер-Крике он не сменял бы даже на тысячу долларов. Но порой ему приходила в голову мысль, что если бы он не дрался, а сидел бы спокойно дома, то был бы, наверно, устроенным, процветающим адвокатом. От его капитанского жалованья у него ничего не осталось. Он получал тысячу пятьсот шестьдесят долларов в год. Тридцать долларов ежегодно съедал подоходный налог, десять долларов в месяц он терял каждый раз, когда был на штабных должностях; падение курса бумажных денег тоже отняло у Колберна около пятисот долларов. Кроме того, он щедро давал взаймы друзьям офицерам. Кое-кто из них уходил на тот свет вместе с долгами; Ван Зандт просто забыл отдать взятые двести долларов; Картер погиб в бою, не вернув такую же сумму. При всем том сбережения, оставленные Колберну его покойным отцом, позволяли ему теперь без особой поспешности заложить основу для будущих заработков. На жизнь ему одному этих средств безусловно хватало. Но вот вопрос — может ли он жениться? Деньги все еще были весьма неустойчивы, и цены быстро росли. Даже в мирные годы двоим на тысячу долларов было трудно прожить. А после войны — да еще троим — и подавно. Для человека, твердо решившего оставаться холостяком, Колберн, пожалуй, излишне много размышлял на подобные темы. И мысль об Уайтвуде, у которого в банке лежало никак не менее восьмидесяти тысяч долларов, вызывала у Колберна попеременно то зависть, то ревность, а порой оба чувства сразу.
И вот барыши, о которых он так мечтал отнюдь не из глупой корысти, а имея в виду свои тайные замыслы, стали к нему притекать — не потоками, правда, пока, а скромными ручейками. Началось с пустяков: кое-кто из сограждан решился дать заработать молодому юристу, снисходя к тому, что он три года сражался за родину. Но вот как-то раз ему поручили крупное дело и уплатили авансом такую солидную сумму, что Колберн даже не взял эти деньги домой, а сразу понес в банк. Юридический опыт у Колберна был невелик, и потому, не уверенный, что успешно справится с делом, он пошел к своему коллеге, с которым вместе учился и который за эти четыре года понаторел в юридической практике, и предложил ему взять это дело вдвоем.
— Вы составляете план защиты, — сказал ему Колберн, — а я выступаю в суде. Подготовьте скелет моей речи, и я облеку его в плоть и представлю присяжным. Если вы помните, я ведь лихой говорун, и надеюсь, что дам судье над чем поломать голову.
— Согласен помочь вам за треть гонорара, — ответил коллега, который терпеть не мог выступать в суде.