— Что с вами случилось? — спросил полковник.
— Небольшое ранение, — ответил Колберн. — Полковник, есть верный шанс отличиться. Взгляните на те укрепления. Мои люди лежат вплотную у стен, а некоторые во рву. Мы сбили расчеты у пушек и подавили пехоту. Ради господа бога, направьте к нам полк, и мы возьмем укрепления.
— Моя бригада — в бою, — ответил полковник. — Они бьются справа от вас.
— А больше резервов нет? — спросил Колберн и сел прямо на землю: голова у него кружилась.
— Насколько я знаю, нет. Дьявольски пересеченная местность. Нарушена связь, никто не может сказать, что творится с соседом. Отправляйтесь в тыл, капитан. На вас лица нет.
Колберн был так измучен, так ослаб от потери крови, так устал от нестерпимого зноя, от напряжения битвы, что с неохотой подумал о возвращении к своим. Он растянулся под деревом передохнуть минутку и крепко уснул. Сколько он спал, неизвестно, но, очнувшись, не сразу сумел разобраться, что сон и что явь. Поглядев на свою залитую кровью руку на перевязи, он удостоверился, что действительно ранен. Его привел окончательно в чувство отчаянный вопль стоявшего рядом артиллериста:
— Приступ, черт побери! Пехота пошла на приступ!
Колберн вскочил и увидел, что полк поднялся в атаку; издалека до него донесся протяжный крик атакующих.
— Я должен идти к своим, — закричал он, — мы тоже пойдем на приступ!
И, обернувшись к солдату, с которым пришел сюда, он приказал:
— Бегом. Передай Ван Зандту, чтобы поднял людей.
Солдат пустился бегом, Колберн — следом из ним. Он пробежал шагов двадцать, потом повалился ничком и остался лежать недвижимо.
ГЛАВА XXI
Капитану Колберну представляется случай познакомиться с жизнью госпиталя
Когда Колберн пришел в себя, он лежал на земле позади батареи. Рядом, в тени тех же спаленных солнцем кустов, лежали другие раненые: лейтенант-батареец и четыре солдата-артиллериста. В десятке шагов от них, быстро чернея от солнца и знойного воздуха, валялись тела двух мертвых артиллеристов. У одного на лбу сквозь пулевое отверстие выступил мозг и по щеке тянулся засохший темно-бордовый след; у другого форменные голубые штаны стали грязно-красного цвета от крови, натекшей из разорванной пулей артерии. Из раненых ни один не стонал, не взывал о помощи, не шевелился, и только обильный пот, выступавший у них на лице, говорил об их муках. Каждый, когда его ранило, либо ругнулся, либо попросту охнул, огорченно и словно бы с удивлением; кто-то зашелся в крике, пораженный, должно быть, в нервный чувствительный центр; но постепенно все стихли и погрузились в стоическое молчание сраженных солдат, лежащих на поле брани.
По-прежнему звучно бухали «наполеоны», а в отдалении слышался неровный ружейный огонь.
— Ну что, взяли крепость? — спросил Колберн, как только пришел в себя.
— Нет, сэр, атака отбита, — ответил лежавший рядом раненый артиллерист. — Вы потеряли сознание, сэр, и здорово кувырнулись, — добавил он, улыбнувшись. — Наши ребята вас на руках принесли.
— Большое спасибо, — сказал ему Колберн. Рука у него болела, голова просто раскалывалась, все тело горело огнем, и он размечтался вдруг о прохладных ручьях в родной Новой Англии. Через минуту к нему подошел Ван Зандт; смуглое лицо лейтенанта было бледнее обычного, а на правом плече мундир был пробит и запачкан кровью.
— Клянусь Юпитером, капитан, — сказал он, — на сегодня мы свое получили, и невредно бы показаться хирургу. И еще — так-перетак, прошу извинения — мне чертовски хочется выпить. Извините меня, лейтенант, я вижу, вы тоже ранены. Надеюсь, не очень серьезно. Как у вас насчет виски, сэр? На всей батарее ни капли?! Клянусь Юпитером, сэр, вы идете в бой безоружными! Простите, я вас потревожил. Такого сухого боя я не припомню. Уж лучше тогда служить в Мексике и пить там агвардиенте.
Кстати, пусть знает читатель, что, когда я пишу, что Ван Зандт клянется Юпитером, значит, этот прославленный своим красочным языком офицер употребил куда более крепкое выражение.
— Лейтенант, где наши люди? — спросил его Колберн.
— Нас сменили, сэр. Обе роты. Прибыл приказ отойти в полковой тыл. Всего пятнадцать — двадцать минут назад. Я заработал эту дырку в плече, как раз когда выводил их из проклятой ложбины. Нам с вами, по-моему, следует двигаться, сэр. На сегодня наш бой закончен.
