— Я спросил, кто ты такой?
— Канис. Джефри Канис. — Голос его окреп и зазвучал громче. — Я не ученый, — добавил он.
— Это никого не волнует. Что ты делал наверху?
— Я спрятался там, когда начался дождь.
— И что там, черт побери, смешного?
— Что вы имеете в виду?
— Почему ты смеялся?
— А потому, что вы не соблюдаете правила мимикрии, выведенные Бейтсом, а следовало бы.
— О чем ты?
— Я не ученый.
— Ты уже говорил это.
Человек коротко хохотнул и заученно ответил:
— По Бейтсу, все происходит в одном и том же районе и в одно и то же время года. Бейтс считает, что мимикрирующая особь сама должна быть не защищена, происходить из более редкого вида и отличаться от защищенных особей своего вида внешними, отчетливо воспринимаемыми характеристиками. Бейтс отмечает, что такая особь должна иметь способность создавать зрительные иллюзии. Ее способность к мимикрии — лишь несущественная характеристика, она не должна порождать фундаментальные изменения вида, утверждает Бейтс. Сам он проводил опыты с бабочками.
— Ты что, рехнулся?
— Да, но я соблюдаю правила.
— Подойди к свету, чтобы я тебя мог лучше видеть. Человек повиновался.
— Да, взгляд безумный… Что это за бейтсовские штучки?
— Мимикрия, описанная Бейтсом, это то, чем пользуются некоторые виды для самозащиты. Они становятся похожими на что-нибудь неживое, чтобы их не тревожили. Так вот, будь вы более сообразительным, вы никогда бы не отрастили бороду, вы бы умывались и причесывались, вы бы носили черный костюм, белую рубашку, галстук и дипломат. Вы бы сделали все, чтобы выглядеть, как все вокруг. Тогда вас не беспокоили бы, и вы могли бы делать что угодно, без надоедания. Вы были бы похожи на защищенный вид и не подвергались бы опасности.
— Откуда ты знаешь, что я подвергаюсь опасности?
— Ваш взгляд, запах, некоторая нервозность…
— А если бы я выглядел, как самый средний парень, этого не случилось бы?
— Скорее всего нет.
— Ну а ты под кого косишь? Человек улыбнулся с облегчением.
— Вам не нравятся ученые?
— Не больше, чем остальные.
— А если бы я был ученым?
— Тогда что?
— Ладно. Я — ученый.
— И что из этого?
— Нас собрали всех вместе. Я — биолог.
— Не понимаю, к чему ты.
— Все это сделали с нами физики, химики и математики, — он повел рукой вокруг. — Не биологи.
— Ты о войне?
— Да. Нет! Я говорю о мире, каким он стал.
— Меня не было, когда это случилось. Я не знаю. И меня это не волнует.
— Не следовало винить всех профессоров любых наук за все, что произошло.
— Я не винил. И не виню. Я даже не знаю, что произошло. И, кстати, что произошло?
— Война, вот что. Безумная и разрушительная. Использование бомб и ракет с непредсказуемыми последствиями — вот что! — Канис опять указал рукой наружу. — А что же произошло потом? Да те, кто выжил, пришли в уцелевшие университеты и убили оставшихся в живых профессоров, независимо от того, преподавали они английский язык, социологию или физику. Эти ученые были в ответе за все, потому что они были профессорами. Именно поэтому мимикрия так много значит для меня. Их застрелили, разорвали на куски, распяли. Но не меня. Нет, не меня. Я был ими, толпой. Поэтому я жив.
Канис вновь засмеялся.
— Значит, ты помогал им, когда они убивали твоих друзей?
— Каких друзей? Они работали в других областях. Я навряд ли знал их.
— Но ты помогал?
— Конечно. Именно поэтому я остался в живых.
— Ну и как она, жизнь?
Человек закрыл лицо руками, впился ногтями в щеки.
— Не могу забыть… — выдавил он наконец.
— Так вот что эта чертова мимикрия дает тебе. Нет уж, спасибо! Я знаю, кто я.
— И кто же?
— Я — это я. Я — Ангел. Мне не нужно притворяться кем-то еще. Если я им не нравлюсь, пусть убьют меня, если смогут. Пока не смогли. Меня эта мимикрия ни капли не волнует. Нет, спасибо. Совсем не интересует. Пошли они к черту!
— Особь так не поступает.
— К черту особей! Мне, чтобы сохраниться и выжить, надо пересечь Долину. Без всякой мимикрии.
— Вы не правы.
— Кто сказал?
— Впрочем, я больше ничего не знаю. — Канис продолжал царапать щеки, пока на его бороде не заблестели капельки крови.
— Прекрати! Надоело! Ты где обретаешься?
— Нигде — и всюду. Я странствую. Где бы я ни пытался остановиться, меня вскоре прогоняют. Быть сумасшедшим — больше не означает быть праведником.
