— Медведь и бобр, бобр и медведь, — проговорила она. — Ну, куда отправимся теперь?
— Сквозь побеги сахарного тростника, сквозь желтые цветы хлопка, по затопленным рисовым полям, — ответил он, указывая вперед.
— О чем вы?
— Взгляни, и ты увидишь. Посмотри на растения, на их цвета, на их формы.
Они шли, глядя по сторонам.
— Сквозь рощи хурмы, сквозь многолетнюю кукурузу, по расцветшему нежными голубыми цветами льняному полю.
Эйлин становилась на колени, вглядывалась, принюхивалась, пробовала на ощупь и на вкус. Они шли по полям, и она чувствовала босыми ступнями черную теплую землю.
— …Мне как будто вспоминается что-то, — сказала она.
— По матово-зеленой ржи, — сказал Рендер, — когда она волнуется и рябит в порывах ветра.
— Подожди немного, Дедал, — попросила Эйлин. — Оно приходит ко мне медленно. Ты подарил мне желание, которое я никогда не решалась назвать вслух.
— Давай поднимемся на эту гору, — предложил он. — Крепче держись за уступы.
Они начали подниматься, и скоро земля осталась далеко внизу.
— И только ветер холодный и скалы — там, высоко в горах, — сказала она. — Куда мы идем?
— На вершину. На самый верх.
Вечность протекла или мгновение — но они уже стояли на вершине горы. Сейчас восхождение казалось им долгим.
— Расстояние, перспектива. Мы прошли все это, все, что ты видишь там, внизу. Равнины, за ними леса и море.
— А гора выдуманная, — заметила Эйлин. — Когда-то я уже забиралась на нее, только не видела.
Он кивнул, и она снова с любопытством взглянула на океан, лежавший вдали под голубым океаном неба.
Через некоторое время они начали спускаться по противоположному склону.
И снова Время дурачило их, то затягиваясь, то сжимаясь, и, оказавшись у подножия горы, они двинулись вперед.
…Идти протоптанной в траве тропой и чувствовать прикосновенье листьев.
— Теперь я знаю! — воскликнула Эйлин, хлопая в ладоши. — Теперь я знаю!
— Тогда — где мы? — спросил Рендер.
Она бережно сорвала травинку, протянула ее Рендеру, потом пожевала кончик.
— Где? — переспросила Эйлин. — Ну, конечно же, там, где слышен перепела свист в лесах, в пшеничном поле.
В этот момент раздался свист перепела, и птица пересекла им дорогу, причем птенцы шли сзади ровной цепочкой, словно нанизанные на нить.
— А я всегда гадала, что бы это могло значить… — Тьма сгущалась над тропинкой, которая вела их то лесом, то между пшеничных полей. — Как много всего, — продолжила Эйлин. — Целый каталог чувств Сиэрса и Робука. Дайте мне еще строчку.
— Там, где летучая мышь кружит накануне Седьмого месяца, — сказал Рендер, поднимая руку.
Летучая мышь резко спикировала вниз, Эйлин пригнулась, и темное пятно, трепеща в воздухе, скрылось за деревьями.
— Там, где большой золотой жук мелькает во тьме, — подхватила она.
…И мгновенно маленький сверкающий метеорит в двадцать четыре карата прочертил темнеющий воздух и упал на дорожку к их ногам. Пролежав мгновение неподвижно, как золотистый, солнечный скарабей, он уполз на обочину и исчез в траве.
— Теперь ты помнишь, — сказал Рендер.
— Теперь я помню, — ответила Эйлин.
Канун Седьмого месяца выдался холодный, и звезды бледными огоньками зажглись в небе. Они шли по тропинке, Рендер показывал Эйлин созвездия. Месяц повис, зацепившись за горизонт, и еще одна летучая мышь перечеркнула его. Вдалеке заухала сова. Оживленный разговор сверчков донесся словно бы из-под земли. И все же последнее, предзакатное сияние упорно не исчезало с небосвода, озаряя мир вокруг.
— Мы далеко ушли, — сказала Эйлин.
— Как далеко? — спросил Рендер.
— Туда, где ручей, рождаясь меж корней, течет в луга, — уверенно ответила она.
— Верно. — И, вытянув руку, Рендер нагнулся к корням большого старого дерева, мимо которого они проходили.
Между корней бил ключ, питавший ручей, вдоль которого они шли раньше. Словно связка бубенчиков, вода взлетала вверх и падала со звоном, растекаясь по земле. Ручеек журчал между деревьев, прокладывая себе русло, вился на пути к морю.
Эйлин вошла в воду. Плавные струи пенились у ее ног. Брызги окатили ее всю: спину, шею, грудь, руки.
— Идите сюда, — позвала она. — Этот ручей волшебный.
