— Это так, — согласился Хортон. — Да, мне не хватает ее. Тяжко было смотреть в бездействии, как она уходит в туннель. Ну и еще, наверное, дело в нем…
Он показал на череп, прибитый над дверью.
— Его нельзя взять с собой, — всполошился Никодимус. — Череп раскрошится при первом прикосновении. Да ему так или иначе долго не провисеть. Не сегодня-завтра налетит ветер, и…
— Ты не понял, я не собирался брать его с собой. Но он столько лет пробыл здесь в одиночестве. А теперь мы опять бросаем его одного…
— Плотояд остается тоже, — заметил Никодимус.
— Это верно, — сказал Хортон с облегчением. — Об этом я как-то не подумал.
Наклонившись, он поднял кувшин и бережно стиснул в руках. Никодимус вскинул тюки на спину, взяв книгу под мышку, и решительно зашагал по тропинке. Хортон последовал за ним, но на повороте повернулся и бросил взгляд назад, на греческий домик. Крепко сжал кувшин одной рукой, а другую поднял в прощальном приветствии.
Прощай, безмолвно сказал он. Прощай, старый неистовый альбатрос5 — безумец, смелый человек, заблудший человек…
Может, это была игра переменчивого света. А может, что-то другое.
Но как бы то ни было, чем бы это ни объяснялось, а Шекспир со своего насеста над дверью ему подмигнул.