— Оно только наполовину твоё, это право, — сказал он совсем не грозно. — Мари Марион была из своих, нынешняя верховная чета вся не наша. Уходит пустоцвет — должно прийти плодоносное древо.
— Та, кто входит в семью палачей, должна сама стать такой же, — Стелламарис оказалась тут же, и от неё на Галину дохнуло чем-то незнакомым и противоречивым: так мог пахнуть лёд, окутанный дымом курительных палочек.
— Стелла говорит верно, — подтвердил Рейн. — Мой первенец никогда бы не смог овладеть ремеслом. Если замена приходит со стороны, она должна быть полновесной. Тебе, игна, придётся со временем свой шедевр обществу показать.
Тут заговорил и сам Мейн:
— Я собирался жениться лишь по страстной любви.
— Если ты до сих пор её не обрёл — то поздновато искать, — заметил его отец. — Эй, кум Ортвин, отвязывай скотину, я её уже продал. Нет, надо же: добро бы в блюдящих справедливость, так он и в короли оказался непригоден!
— Госпожа моя дочь, — Рыжая Ведьма наклонилась к Галине, прежде чем та успела удивиться словам её возлюбленного. — Ты не передумала? Рейн дело говорит — не нянькой в доме станешь и не кухаркой. А венчать вас по древнему закону должны прямо здесь и сейчас.
Галина помотала головой:
— Я упряма, а он…
«Он нечеловечески красив, как и ты, госпожа моя мать», — подумала и не сказала Галина.
— Приодеть бы его. Я тоже в мужском, но на худой конец за морянку сойду. И священника найти — разве Мейнхарту не полагалось?
— Жёнкам всё о пустяках тревожиться, — Рейнгард положил руку на плечо Галине. — Езуита мы, сношенька, отпустили, в штаны и рубаху молодца мигом заправим, а женить любой из достойных мейстеров имеет право — над своим клинком. Это чтобы с различием вер не заморачиваться. Вот ты кто есть?
— Православная. Ещё в Рутене младенцем крестили.
— Не слышал. Какая это должна быть религия, чтобы свою правоту прилюдно выхвалять! Мой-то с семи лет числится за пророком Езу.
Тем временем жениха облачили в подобие мантии роскошного брусничного цвета с искрой, оттеняющего аккуратно заплетенные косы, а у его нареченной забрали саблю и с ног до головы покрыли белой тюлевой занавеской.
— Учти, мейсти, я тебя вовсе не люблю, — шепнул Мейнхарт, становясь рядом с нею.
— А я не собираюсь делать из наказания награду. Учти: в Рутене смертный приговор заменили пожизненным заключением.
— Игна, ты моего юнца не пугай, — Рейнгард выдвинул перед собой осанистого мужа в золотистой парче с обнажённым мечом поверх ладоней в перчатках. Рукоять двуручника была любовно обмотана ремешком из тонкой кожи, от узкой выемки под перекрестьем до закруглённого конца тянулись готические знаки. «Сам прям и дарую прямой путь тому, кто прибегает…» — успела разобрать Галина.
— Вытяните правые руки над эфесом и повторяйте. «Я, Мейнхарт, беру тебя, Галина, в супруги перед лицом сообщества верных». «Я, Галина, беру тебя, Мейнхарт, в супруги перед лицом сообщества верных».
— Исполнено Гартмундом, хозяином Ромалина, над этой парой, отныне и вовеки, — завершил клятву владелец клинка.
А потом все торжественно — надо же, тут и лестница с нормальными ступенями оказалась! — спустились к жаждущей толпе и двинулись посреди, потом впереди неё к Вольному Дому.
«Интересно, какая примета, если угощение для поминок поставить на свадьбу?» — мелькнуло в голове Галины вместе с последними клочьями разума. И улетучилось.
— Неужели тебе, мейсти Галина, нельзя поручить ничего, чтобы это не привело к сокрушительным последствиям? — сказал Юлька, поднимаясь с тронного седалища навстречу гостье. Вопреки придворному обычаю, на ней было платье из буро-красного сукна, отличной выделки, но по внешности простого кроя: от горла до талии облегающее, внизу расширенное трапецией. Пелерина обшита галуном того же оттенка, волосы убраны в круглый чепец.
— Но я ведь исправно доставила вашего дорогого Бьярни ко двору, — возразила она. — Воссоединила распавшуюся было семью, в ознаменование чего была почтена личной аудиенцией.
— Три черненьких чумазеньких чертёнка, — ругнулся король. — Последила бы за своим выговором — сплошные шипяще-свистящие.
