Машина горит. Девочка медленно отходит от нее, не в силах отвести взгляд от яркого пламени. Темной то ли от копоти, то ли от уличной грязи рукой она автоматически откидывает волосы со лба. На щеке ее заметна свежая царапина.
Неподалеку от горящей машины, у стены дома, неподвижно стоит человек, закрыв ладонями лицо. А по улице, гремя сапогами, бегут люди в касках. Девочка отступает дальше, прижимается к противоположной стене. И только когда бегущие сбивают стоящего у стены человека, и он, не отрывая ладони от глаз, падает под звенящие сапоги, она тоже бросается бежать.
Девочка бежит по темной улице. Вверху горят крупные звезды. Она несколько раз сворачивает в черные дыры подъездов, пробегает их, спотыкаясь о что-то звенящее и громыхающее, выскакивает на другую улицу. И уже выбежав на середину, она замечает приближающееся с лязгом черное пятно, и, рванувшись назад, прижимается к заколоченной двери дома. Мимо проносится броневик, без света, чудовищный, как кошмарный призрак. Он, не сворачивая, проламывает стену здания в конце улицы и исчезает. И девочка вновь бежит, сворачивая в похожие друг на друга переулки, пробегая сквозь мрак подворотен и проходных дворов. Она устала, ей надо отдышаться. Как ярко светят звезды! Она заходит в ближайший подъезд, и, нашарив в темноте лестницу, садится на ступеньки.
В тишине гулко гремит замок, слышен скрип открываемой двери. Девочка поспешно вскакивает, отбегает в сторону от прорезавшейся в темноте полоске звездного света из-за приоткрытой двери. Осторожный шепот произносит:
- Иди сюда, девочка! Не бойся!
И девочка входит в большую комнату, освещенную через заложенное кирпичами до середины окно призрачным светом звезд. Около одной из стен стоит старик, одетый в непонятного покроя белую, ниспадающую одежду. У него длинная седая борода и слегка растрепанные остатки седых волос вокруг лысины. Он стоит спиной к окну, и его лицо рассмотреть не удается.
- Вы кто? - спрашивает девочка. Эхо долго звучит в пустой комнате с высоким потолком, и девочка уже шепотом продолжает:
- Вы здесь... живете?
- Да, - негромко отвечает старик.
- И вы здесь долго живете?
- Да. Очень долго. Всю жизнь.
- Тогда... Тогда почему здесь так темно? - спрашивает она чуть громче, но потом вновь переходит на шепот. - Почему запрещен свет?
Старик неуверенно подходит к окну и кладет руку на кирпич.
- Это было давно, девочка... Тогда еще было светло. А может быть, только казалось. Но все говорили, что с тьмой покончено. Что ее нет.
- Тогда был день, да?
- Не знаю, и - не помню. Может, и день. Может, здания не закрывали солнце. Может, светили фонари или луна... Может, может... Да и какая разница?
- А что было потом?
- Потом... Потом убрали все уличные фонари. Ведь они не нужны, раз нет темноты. Людей заставляли выбрасывать на свалки все лампочки, фонарики... Даже спички.
- И настал день, когда дома заслонили свет?
За окном слышен лязг проезжающего броневика. Он, видимо, проезжает по соседней улице. Затем - далекий грохот обрушившейся стены.
- Тогда признавали свет, - продолжает старик. - И говорили, что на улицах светло, что все в норме, что света даже становится все больше и больше. Как бы ни было на самом деле. А дальше... что-то случилось. Что-то изменилось там... - он делает неопределенный жест рукой, - и признали, что вокруг темно. И что света никогда не было. И не должно быть. Что ничего не менялось. А впрочем... - он задумывается, - так оно и было. Ничего не менялось... Все те же заверения в порядке. Но во тьме... он вдруг замолкает.
- Что - во тьме? - спрашивает девочка.
- Во тьме легче обманывать людей.
- А что же сами люди? Они же видели, что их обманывают? Как можно им самим перепутать тьму и свет?
- Кто-то действительно путал. Кто-то не обращал внимания. Считал, что это не его дело. Кое-кому было удобнее в темноте самому обманывать понемногу. Ну, и кое-кто действительно видел. Люди ведь разные.
Он недолго молчит. В тишине - далекий лязг броневика.
- Всех этих обманщиков нужно немедленно прогнать из города. Которые все запрещают, - решительно говорит девочка.
