А потом было утро, распахнутые шторы и открытые окна, солнечные зайчики, играющие в зеркалах, проснувшаяся Мирамифь, смущенно выглядывающая из комнаты и не решающаяся спросить о самом насущном, что мучает каждого человека с утра. И мой налет на ближайший магазин, где канула в бездонную кассу неразменная пятисотка. Недовольно сморщенный носик девушки, выпившей лимонада, и ее же детский восторг после мороженого. Много чего было… Не было только понимания, откуда и как появилось это красивое юное создание. И, честно говоря, желания отправить ее обратно. Но есть такое слово «надо». Есть оно, есть. К сожалению. Как бы сладко ни таяло сердце под взглядами Мирамифь, но умом я понимал, что для нее остаться в нашем мире значит погибнуть. Хотя бы от тоски…
Я порылся в записной книжке и все-таки обнаружил телефонный номер той самой старушки, заговаривавшей зубы. Нужно же с чего-то начинать. Правда, как это будет выглядеть — я просто не представлял. Прийти и заявить:
— Тут у меня девушка из постороннего мира оказалась, нельзя ли ее обратно отправить?
Я бы на месте старушки, сразу врачей вызвал. Но то я…
Не успел я набрать номер на мобильнике, как на том конце провода… хм… какие провода могут быть у мобильников?.. в общем, на том конце сразу же взяли трубку.
— Алло? Евдокия Максимовна? Доброе утро! Это Сергей Морковкин. Помните такого? Нет, с зубами у меня, тьфу-тьфу-тьфу… все в порядке. У меня другое дело. Нет, не телефонный разговор! Можно, я к вам подойду сегодня? Часа в три? Конечно, меня устроит. Спасибо вам огромное!
Устроившаяся в кресле Мирамифь смотрела на меня во все глаза.
— Ты великий чародей, див! — сказала она. — Ты можешь разговаривать с другими дивами, не выходя из своей пещеры!
— Могу, — согласился я, — только это… не называй меня больше дивом. Это не принято в нашем мире. Зови просто Сергей.
— Хорошо, Сергей. Я не буду больше называть тебя дивом, — согласилась девушка. — Ведь ты доверил мне свое имя. Не боишься?
— Ох, кому только я его не доверял! Разом больше, разом меньше.
Проблема с чего начать «возвращение» Мирамифь была решена. Но возникла другая: в чем она пойдет по улице? Не в этом же странном нездешнем наряде! Конечно, ходить в шароварах никто у нас не запрещал… Но таращиться народ станет во все глаза. Что ж, назвался сыроежкой — не лезь в кастрюлю. Придется идти на поклон к Наташке.
Говоря высоким штилем, Наташка Зайцева — высокая брюнетка с задатками бизнесвумэн — была моей недавней страстью. Однако жить с человеком, торгующим чужими калориферами, ей довольно скоро надоело. И здесь я ее полностью понимал. Будь я женщиной — не приведи Господи — ни за какие коврижки не стал бы жить с собой. В смысле со мной. Теперешним.
Новость о том, что ей предстоит выход в город, Мирамифь встретила с испуганным любопытством, а о том, что ей необходимо сменить одежду, — с полным непониманием.
— Чем тебе не нравится мой наряд? — удивленно смотря на меня, поинтересовалась девушка. — Его шил портной самого султана! Знаешь, сколько он стоит? Четырнадцать баранов!
Я попытался осмыслить эту сумасшедшую цену, но не смог. Не знал курса евро к баранам.
Поэтому промычал что-то неопределенное о том, что дивы не любят человеческих нарядов, закрыл квартиру на ключ и спустился на пару этажей вниз. Благо Наташка по-прежнему жила в моем подъезде.
Дверь открыл бритый мужик с полотенцем на шее. Кроме этого самого полотенца и длинных трусов цвета американского флага, на мужике ничего не было.
— Тебе чего? — буркнул он.
— Наташа дома? — спросил я, разглядывая мужика.
— А ты кто такой?
— Да ладно тебе, парень! — весело ответил я и шагнул в квартиру. — Нашел к кому ревновать. Сосед я сверху. Дело одно у меня неотложное.
Мужик невольно посторонился, а из дверей кухни выглянула Наташа в цветастом халатике и с большим половником в руках.
— Привет работником пищевого цеха! — помахал я ей рукой. — Слушай, у меня к тебе разговор на пять сек. Очень надо! — и, обернувшись к мужику, добавил: — Клянусь своим любимым ночным горшком, целоваться мы не будем.
Мужик опять буркнул под нос что-то неразборчивое, но в целом миролюбивое. И отправился в ванну домывать уши. Или что он там мыл?
