— Ты самокритичен.
Федоров повесил на плечо сумку с инструментом, еще раз взглянул на насос не без гордости.
Работает, зараза. Причем, как надо. Мальчишка — голова. Ему бы, в самом деле, подучиться, и стал бы он мастером просто загляденье. Мозги у него очень хорошо работают уже сейчас. Даже не так. Необычно очень парень думает. Невольно приходит в голову слово «ведьмачество». Вот только будь в нем что-нибудь подобное — оно бы обязательно чувствовалось, ощущалось. А тут никаких следов нет. Очевидно, малец просто чертовски талантлив и не более. Если подумать — лучший для него вариант.
Они вышли на улицу, и там Ларион вдруг осознал, что сегодня у него во рту еще и маковой росинки не было. И почему бы теперь не заморить червячка? Он остановился и стал оглядываться, прикидывая, как удобнее пройти к гостинице, на конюшне которой оставил Шестилапа. Там наверняка для него найдется не очень дорогая комната. И дело даже не в деньгах, хотя здесь почти наверняка придется задержаться недели на две, не меньше, и значит, заработок будет. Пройдясь по городу всего лишь раз, по дороге к водокачке, он уже мог это сказать совершенно точно, мог даже указать дома, где ему не просто найдется работа, а ее будет очень много.
— Ты где вещички кинул? — спросил его Солон.
— В гостинице, у хозяина оставил, когда скакуна на конюшню пристраивал.
— Там и будешь жить?
— Ага.
— А может, к нам? Мама не будет против, почти наверняка.
Ларион на мгновение задумался, потом покачал головой.
— Да нет, я, пожалуй, лучше в гостинице.
— Жаль, ты подумай.
— Хорошо, подумаю, но не сейчас.
Это тоже был принцип. И конечно, у такого славного мальчугана наверняка очень хорошая, добрая, хозяйственная мама. Кто бы в этом сомневался? И вполне вероятно, из нее получится неплохая жена. Вот только не мог Ларион сидеть долго на одном месте, не имел права. А тащить за собой в дорогу, приучать к кочевой жизни еще двух человек будет преступлением. Не сумеет он за ними доглядеть, не хватит у него на это времени и сил. Погибнут они почти сразу. Нет, только мимолетные встречи, а для них мама славного и очень умного мальчугана совершенно не подходит. Кто-то другой. Может быть, служанка в гостинице. Сговорчивая, не строящая долгих планов.
— Тогда, — сказал Солон. — Давай я тебя хотя бы до гостиницы провожу.
— Давай, — легко согласился Ларион. — Почему бы двум донам не пройтись до гостиницы, если они славно поработали? Лимонад, надеюсь, там делают?
— Еще бы! — с жаром подтвердил мальчишка. — Сам видел, как хозяин три дня назад выменял у торговца целую пачку сухого концентрата. Большую пачку. Ее надолго должно хватить.
— Пошли, угощу, — пообещал Федоров. — Есть вещи, без которых маленькие мальчики ни за что не станут настоящими ремонтниками. Лимонад в их число входит, чуть ли не на первом месте, по правде говоря.
— Я не маленький мальчик, — возмутился Солон.
— Да, конечно, извини, тут я хватил. А просто так лимонаду выпьешь?
— Конечно.
Глаза мальчишки блеснули удовольствием.
— Ну вот и отлично.
Они двинулись по улице, почти пустынной в этот час. Праздные зеваки после нашествия ведьм исчезли как класс. Слишком много приходилось работать для выживания абсолютно всем. Большинство мужчин, если они не охраняли баррикады, занимались собирательством, охотой, поисками складов, а женщины вели хозяйство. Поскольку большая часть некогда дарованных цивилизацией благ, наподобие стиральных машин и кухонных комбайнов, уже не работала, им требовалось тратить на это больше сил и времени. А еще женщины использовали любую возможность для того, чтобы вырастить хоть какую-нибудь зелень.
Шагая по улице рядом со своим маленьким помощником, Ларион видел, что в крошечные садики превратили даже балконы многих квартир, очевидно пустующих. Пространство, в котором проживали обитатели Пушкино, и сам город окружали завалы и баррикады. За ними селиться было можно, снаружи, понятное дело, нельзя. Достанут либо бандиты, либо мародеры, а то и дикие звери. Ну и, кончено, может случиться самое страшное и за тобой придут ведьмы. Именно их следовало бояться больше всего, поскольку они действовали, руководствуясь собственной, совершенно нечеловеческой, непредсказуемой логикой. Причем эта их непредсказуемость была сродни людоедской. Точно известно, что тебя съедят, но вот сырым или вареным — ни за что не угадаешь.
