— А за что тебе увольнительную? — спросила новенькая, поставив ружье прикладом на землю, опершись руками о ствол. — Оттуда вроде никого в город в последнее время не отпускали?
— Ты с ружьем потише, так не стой, — приказал ей Ростик. — А отпустили меня за то, что вчера вечером…
— Так это из-за тебя тут столько разговоров?
— Каких разговоров? Я просто командовал вылазкой.
— Говорят, вы их новые танки пожгли.
— Танки?!
— Ну, те, что насекомые изобретали и построили? Скажешь, нет?
— Раз вы все знаете, я пойду.
Ростик шел, недоумевая. До такой степени не давать людям информации, что в действительности происходило на передовой, — это у него не укладывалось в голове. У них тут, случайно, «крыша» еще на месте? Или из-за шпиономании уже поехала? До Октябрьской осталось всего-то две улицы, когда в сгустившейся темноте появились люди. Сначала их было немного, потом стало больше. Они шли куда-то, негромко переговариваясь между собой. Ростик поймал себя на том, что сдернул автомат с плеча и держит руку на затворе…
Странно все это, а любая странность у него в черепе вызывала необходимость привести в боевое положение оружие. Жаль, он не умеет, как некоторые, держать взведенный арбалет под рукой. Наравне с автоматом. Так было бы вернее.
— Эй, служивый, огоньку не найдется, лампочку засветить?
Голос показался таким родным, что даже руки дрогнули.
— Ким, чертяка! Жив и здоров?
— Со здоровьем еще не очень, нога побаливает после третьего километра, но доктора говорят, все восстановится.
— После третьего километра? Это что, вроде пароля?
Друзья закружились, хлопая друг друга по плечам, по животу, по голове. Если бы было можно, Ростик Кима просто бы в воздух подкинул. Но знал, что его приятель еще с прежних времен намеков на свой рост не любит.
— Нет, просто я бегаю каждое утро. Доктор сказал, для кондиций пилота это необходимо. А я хочу стать пилотом, Рост, и самым что ни на есть настоящим.
Ростик оглянулся на бредущих там и сям людей.
— Слушай, а что это они? Куда?
Ким изумленно уставился на приятеля.
— А я думал, ты знаешь. Сегодня же состоится лекция об устройстве нашего нового мира, то есть Полдневья. Читает Перегуда, в большом зале Дворца культуры. Об этом давно было известно, потому что Борщагов то разрешал ее, то запрещал, чтобы «не сеять панику». Сегодня вот окончательно решили, что можно.
— Можно? — Злость в Ростике вскипела, как вода в перегретом чайнике. — Скажите пожалуйста, какой добрый!
— Тихо, тут полнарода оттуда, — сказал Ким, но особенно оглядываться по сторонам и сам не стал. Чувствовалось, что слежки или наушничества не очень боялся.
— Пусть слышат. Вогнали в бойню, а теперь лекцию разрешил — дерьмократ хренов…
Внезапно из соседней, проходящей мимо компании раздался высокий, лощеный женский голосок:
— Не хотите, молодой человек, не идите.
— Раньше нужно было, — крикнул Ростик вслед прошедшим. — Раньше, когда еще изменить хоть что-то могли!
— Никто же не знал… — поддержал знакомую густой, пропитанный табачным дымом мужской бас.
— Ложь… Все знали, только не те придурки, что в райкоме сидят.
— Тебя прямо тут заметут, — спокойно сказал Ким.
— К черту, ничего не сделают. У них на постах девчонки десятилетние стоят. Прошу заметить, я сказал, у них, а не у нас! Интересно, чем это объяснить?
Но Ким сакраментального вопроса Ростика не понял и пояснил все по-своему, как всегда, очень спокойно, почти безэмоционально.
— На постах кормят. Вот и рвутся все, кто выше карабина вырос, служить, чтобы паек получать. Кстати, знаешь, тыловой паек опять на треть урезали?
— Как? — Ростик даже потряс Кима немного, чтобы получше его понимать. — Ты что говоришь?
— То и говорю, Ростик. Голод. Ты там на заводе, видно, совсем завоевался, а у нас… Я вот на половинном пайке, но все-таки еще бегаю. А есть ребята, на четвертушке сидят, вообще едва ноги таскают.
— Так только ноябрь? Что же дальше-то будет?
— Неизвестно, — Ким помолчал, проводил глазами прошедшего человека.
— Ну, так мы идем на лекцию?
— А меня пустят?
— Конечно. Вход же свободный.
Они пошли. Ростик с раздражением подумал, что успел бы, если бы не болтал на дороге, добежать до дома и бросить оружие, доспехи… Но теперь, наверное, было поздно. Может, их можно будет в гардероб сдать?
