Так как старшина был еще слаб, Ростик управился и с его конягой, а вот со своим Пестелю пришлось разбираться, довольствуясь только устными советами Ростика. Впрочем, он не протестовал, у него-то, что бы там ни думали некоторые, был опыт возни с разной живностью куда больше, чем у десяти Ростиков.
Сначала проход им показался каким-то другим. Никто из троих не был уверен, что они идут правильной дорогой. Потом Рост вспомнил рощу, которую они проезжали. Через пару километров старшина узнал странный валун на верхушке небольшого взгорка, и вдруг стало ясно, что они идут именно той горловиной, которую и назвали перевалом.
— Запоминайте, — сказал старшина, — тут еще не один раз придется ходить самим и других водить.
— Что мы там забыли? — вздохнул Пестель. — Со своей бы стороной справиться.
Чувствовалось, что этот поход оставил в нем не самые радужные впечатления. Хотя Ростик почему-то думал, что разведка была и удачной, и даже не очень хлопотной. Наверное, он стал совсем уж оловянным, как стойкий солдатик… Он усмехнулся, почему-то был этому рад.
На ту сторону холмов до конца дня выбраться они не сумели. И это было плохо. Хотя чем именно — никто из них не знал. Но все вдруг стали нервными, настороженными, даже слегка злыми. Исключение не составляли и кони. Те вообще ржали так, что эхо гуляло по узкой долине, и через каждые пятьсот метров вдруг отказывались идти вперед, хотя никаких причин бояться чего-либо в поле зрения не возникало. Настроение определил Пестель:
— Если бы разок здесь уже не ходили, можно было подумать, что тут Соловей-разбойник засаду сплел.
Лагерь разбили у небольшого холодного прудика, образовавшегося в ложбинке кристального ручья, стекающего с Олимпа. С двух сторон их закрывали камни, так что возникло давно не испытываемое ощущение, что они находятся в закрытом пространстве, в комнате, например.
Ужин поспел, когда солнце уже погасло. Темень, как всегда бывает в горах, навалилась со всех сторон. И тут же из-за отдаленных скал послышался заунывный вой. Старшина о чем-то усиленно размышлял. Когда прозвучал этот вой, он неторопливо посмотрел в темноту, мерно дожевывая свой кусок поджаренного на огне мяса.
— Рост, далеко до того места, где мы последний мясной караван грузили?
— Не знаю точно, но, кажется…
— Изрядно будет, — вмешался Пестель. — А что?
— Идея такая, — старшина тяжко вздохнул. — На том месте мы оставили кучу еды для самых… Ну, для разных воющих тут по ночам. Не знаю, то ли шакалов, то ли гиен каких-нибудь.
— Гиены кашляют и смеются, — высказался Ростик. — Так о них писал Майн Рид.
— Они еще и воют, только чуть иначе, чем волки, — сказал Пестель. Он повернулся в Квадратному. — Так о чем ты?
— О том. Может, они нас потому первый раз пропустили без помех, что у них было чем заняться?
— Жертвоприношение предлагаешь устраивать или дань платить? — усмехнулся Пестель.
— Просто внимание отвлечь от трех тощих разведчиков и их изморенных лошадей.
Вой раздался вдруг совсем недалеко. И было в нем что-то, из-за чего между лопаток Ростика возник холодок. Как бы это определить… Вой этот выражал радость при виде добычи, которая не убежит, которой некуда деться. И этой добычей были они, разведчики и лошади, как сказал старшина. Он был прав, в этом Ростик не сомневался.
— Жаль, тут топлива мало, нельзя из костров круг поставить. — Старшина поднялся, потянулся. Потом лицо его стало твердым, как дубленая рожа тевтона, решившего подороже продать свою жизнь. — Пестель, давай назад, в резерв, к лошадям, будешь добивать тех, что прорвутся, и кидать головни, чтобы мы их видели.
— Почему я?
— На тебе доспехи послабее, так что…
— Может, и ваши железки их челюстей не выдержат?
— Не обижайся, Жорка, — вмешался Ростик, только обид им тут не хватало. — Тебе-то они вмиг все пооткусывают, поэтому слушай командира.
— Рост, станешь слева, начинай с арбалета. Может, они будут своих добивать — какая-никакая, а все же передышка. В ближних не стреляй, руби палашом. И не размышляй, разрубил и отбрасывай назад. Автомат пускай, когда они гурьбой пойдут. Ну, если бы умел — помолился бы. Ты — слева, я — справа.
