Оранги — только мясом.
Иррузайцы остановились на берегу, развернув гуххов и обмениваясь короткими замечаниями. А потом…
Потом из визжащего клубка, извергавшего то фонтан крови, то тело, пускавшееся плыть по течению, из этого месива — вырвался залитый чужой кровью мальчишка с клинками в руках. Он шел к берегу, оставив позади только трупы и воющих раненых с выпущенными в воду внутренностями и отрубленными конечностями — бурая вода обтекала его колени.
Потом он улыбнулся и молча выкинул вперед правую руку с клинком, увенчанным пилой по обуху. Указывая на верховых.
Иррузайцы выстрелили из пистолетов одновременно. Парень ушел от одного выстрела и отмахнул вторую пулю невидимым движением клинка. Он уже шел по песку, печатая на нем глубокие следы сапог и отталкивая локтем висевшее сбоку оружие.
Офицеры начали разворачивать гуххов. Они не собирались погибать в глупой схватке с мальчишкой, только что врукопашную перебившим больше двух десятков орангов.
Гуххи не сдвинулись с места. Послушные и верные своим хозяевам, они лишь дрожали всей кожей и, мотая узкими головами, хрипели — хотели бежать, но не могли. Каналы ментальной связи были перехвачены такой же тренированной и сильной, как у офицеров, но еще и невероятно свирепой волей. Такой, что и сами всадники осели в седлах, оглушенные. А страшный белолицый подошел к ним вплотную и, протянув левую руку, выдернул одного из всадников из седла — коротким и сильным рывком на груди; вабиска описал в воздухе дугу и тяжело грохнулся на песок.
Второй преодолел оцепенение, с воплем соскочил с седла, обнажив ятаган. Мальчишка не сделал ни одного лишнего движения: его левая — безоружная рука — метнулась вперед и вырвала офицеру горло. Захлебнувшись кровью, тот мёртво осел, заливая все вокруг.
Игорь повернулся к первому иррузайцу, который уже успел подняться на колено. Заблокировался — можно было ожидать ментальной атаки.
И понял вдруг, что никакой атаки не будет. Там, где должна была ощущаться ментальная мощь врага — холодный огонь — осталась лишь пустота, в которой слабенько трепыхался ужас. Игорь раздавил иррузайца, даже не прикасаясь к нему.
Только ужас остался и в поднятых на Игоря — почти молитвенно — обычно таких невыразительных глазах, вабиска. Он даже не пытался сопротивляться, когда. Игорь сгреб его за ворот и вздернул вверх, как щенка — прямо к своему лицу.
— Я убью тебя, — сказал Игорь по-русски и не обратил внимания на то, что офицер его понял, хотя и отвечал на родном языке.
— Да, — слабо шевельнулись сероватые губы.
— Я тебе отрежу голову, сволочь.
— Хорошо, — покорно согласился ируузаец. И остался стоять на коленях, рухнув на них, когда Игорь отпустил его — глядя в песок между широко расставленных ног мальчишки.
— Что произошло? — спросил Игорь. — Они сумели освободиться и напали на охрану?
— Да.
— Вот так, — с горьким удовольствием сказал Игорь. — Двое мальчиков. И даже с ними вы ничего не смогли сделать.
— Да, — обронил вабиска.
— Они умерли, как мужчины и воины, — подвел итог Игорь. — А ты за них подохнешь, как скот на бойне, — и размахнулся тесаком, чтобы раскроить голову посредине «хохла»… но неожиданно появившаяся мысль заставила его удержать руку. Он пнул иррузайца в грудь, заставив поднять лицо. — Вы сами додумались их захватить или выполняли приказ?
— Уигши-Уого, — выдохнул тот. — Нам приказал доставить живых белолицых Уигши-Уого.
— Я тебя не убью, — лицо офицера стало непонимающим и почти обиженным. — Я тебя отпущу. Ты возьмешь гухха и уедешь. Чтобы рассказать своему Уигши-Уого обо всем, что ты видел. И ты скажешь ему еще это… — Игорь положил окровавленный тесак не левую ладонь. — Запоминай. Я, Игорь Вячеславович Муромцев, дворянин Империи, от имени русского народа приговариваю его к смерти. Он умрет, как бы ни пытался уцелеть. Так ему и скажи. Понял?
— Да, — иррузаец сглотнул.
— Убирайся, — брезгливо приказал Игорь.
9.
Дождь продолжал идти. Даже стал сильнее — гудел по крыше фургона, перекрывая посвистывание генератора и смешиваясь с голосом офицера Алых Драгун, диктовавшего какие-то цифры.
Романцев слушал рассказ Игоря, жуя бутерброды. Игорь тоже ел, но вяло. За стенкой урчали двигатели лесоходов, по временам ржали кони — колонны продолжали двигаться через мокрый лес.