Нужно продолжать практику внимательности и примирения, пока мы не сможем увидеть истощенного ребенка из Уганды или Эфиопии как своего собственного, пока голод и боль всех существ не станут нашими. Тогда мы поймем, что такое отсутствие дискриминации и истинная любовь. Тогда мы сможем взглянуть на всех живущих через призму сострадания и перейти к настоящей работе по уменьшениию страданий.
Зови меня настоящими именами
В Сливовую деревню, где я живу во Франции, приходило множество писем из лагерей беженцев в Сингапуре, Малайзии, Индонезии, Таиланде и на Филиппинах – по несколько сотен каждую неделю. Читать их трудно и больно, но надо, потому что нужно быть в контакте с людьми. Мы изо всех сил стараемся помочь, но человеческие страдания огромны, и иногда у нас опускаются руки. Говорят, что половина спасающихся на лодках людей погибла; половина достигла берегов Юго-Восточной Азии, но даже там, возможно, люди не обрели безопасность.
Множество девушек были изнасилованы морскими пиратами. Хотя ООН и многие страны пытались помочь правительству Таиланда предотвратить пиратство, разбойники продолжают приносить беженцам мучения. Однажды мы получили письмо, где рассказывалось о девочке с небольшого судна, изнасилованной пиратом-тайцем. Ей было всего двенадцать лет, и она бросилась в океан и утопилась.
Впервые услышав о подобном, ты ожесточаешься против этого пирата. Ты, естественно, принимаешь сторону девушки. Начиная смотреть глубже, видишь все иначе. Если принять сторону девушки, все просто: надо взять пистолет и пристрелить пирата. Но мы не можем сделать этого. Медитируя, я увидел: если бы я родился в деревне пирата и был воспитан в тех же условиях, что и он, с огромной вероятностью я сам стал бы пиратом. Я увидел, сколько детей рождаются на берегу Сиамского залива – сотни каждый день, и что если мы (учителя, социальные работники, политики и прочие) не предпримем что-нибудь для исправления ситуации, через двадцать пять лет многие из них станут пиратами. Это неизбежно. Если бы мы с вами родились в рыбацких деревушках, через двадцать пять лет мы стали бы пиратами. Если взять пистолет и застрелить пирата, тогда нужно застрелить и всех нас, потому что в некоторой степени все мы ответственны за сложившееся положение.
После долгой медитации я написал стихотворение. В нем фигурируют трое: двенадцатилетняя девочка, пират и я. Можем ли мы посмотреть друг на друга и узнать себя в других? Стихотворение называется «Прошу, зови меня моими настоящими именами», потому что у меня очень много имен. Когда я слышу одно из них, я должен откликнуться: «Да».
Не говори, что меня не будет завтра,
ведь даже сегодня я непрестанно появляюсь.
Взгляни глубже: я появляюсь каждую секунду,
чтобы стать почкой на весенней ветке,
маленькой птичкой с неокрепшими крылышками,
которая учится петь в своем новом гнезде,
гусеницей в сердце цветка,
драгоценностью, скрытой в камне.
Я непрестанно появляюсь, чтобы смеяться и плакать,
бояться и надеяться.
Ритм моего сердца – рожденье
и смерть всего живущего.
Я мушка-однодневка, выходящая из личинки на глади реки,
и я же птица, которая весной прилетает и съедает мушку.
Я лягушка, весело плывущая по прозрачному пруду,
и я же уж: неслышно приблизившись, он съедает лягушку.
Я девочка из Уганды, кожа да кости,
с ножками как бамбуковые тросточки,
и я же торговец боеприпасами, продающий смертельное оружие в Уганду.
Я двенадцатилетняя девочка, беженка в утлой лодчонке,
бросившаяся в океан, когда ее изнасиловал пират,
и я же пират, чье сердце неспособно видеть и любить.
Я политик, держащий в руках огромную власть,
и я человек, который должен заплатить своему народу долг крови,
медленно умирая на каторге.
Моя радость – как весна, такая теплая, что повсюду расцветают цветы.
Моя боль – как река слез, такая полная, что наполняет четыре океана.
Прошу, зови меня моими настоящими именами,
чтобы я мог слышать все стенания и смех одновременно,
чтобы я мог видеть, что моя радость и боль едины.
Прошу, зови меня моими настоящими именами,
чтобы я мог проснуться
и чтобы дверь моего сердца могла остаться открытой –
