— Отдам с процентом, — заулыбался остроносый. — Спасибо.
Леха запер дверь. Немного подумав, нашел пустую бутылку и заменил ею стоящую на столе.
На улице и в саду было пустынно — ни души. Остроносый обошел дом со всех сторон. Только в одном окне с трудом угадывался свет. В остальных стояла тьма.
Остроносый просунул шило меж створками рамы на веранде и сбросил крючок. Осторожно открыл раму и перевалился внутрь. Бесшумно отворив дверь, он попал в темную комнату, смежную с той, в которой горел свет, и прильнул к замочной скважине.
Точильщик закатил пустую бутылку под буфет и, натыкаясь на стулья, побрел к дивану. Рухнул поперек и через мгновение уже храпел на весь дом. Остроносый проскользнул в комнату, схватил сумку и облегченно вздохнул.
— Ну, здравствуй, — сказал кто–то за его спиной.
В дверях кухни стоял Дубинин. Леха сразу же встал:
— Порядок!
Доставленный в угрозыск, остроносый вконец раскис. У него потели ладони, и он все время вытирал их о телогрейку.
— Так ты знаешь, откуда эти деньги? — спросил Дубинин.
— Откуда мне знать…
Дубинин обмакнул замызганную ученическую ручку в чернильницу и, не глядя на остроносого, начал рисовать на листке какие–то загогулины.
— Деньги эти — из сберкассы, которую ты и твои дружки ограбили десять дней назад. При перестрелке… — Дубинин надавил, перо сломалось, — был убит майор Молотков. За это сам знаешь, что полагается. Говори!
— Не грабил я! — вскричал остроносый и глухо пробормотал: — Дали мне их.
— Кто?
— Ей–богу, не знаю. — Он нервно теребил фуражку. — Я был в фотографии, что на Карла Маркса, пришел человек… Ну, о прошлом напомнил. Сидел я по этому делу…
— По какому?
— Штампы на паспорта вырезал, печати всякие, но с тех пор ни–ни! — поспешно подчеркнул остроносый. — И вот… Нужда попутала, гражданин начальник, — взмолился он, — а тридцать тысяч — деньги!
— Значит, тебе заплатили за работу вперед?
— Да. Не верите? Деньги же вот они, у вас!
— Штамп уже передал? — быстро спросил Дубинин.
— Что вы! Нет! — сказал остроносый так, как будто это была его заслуга.
— А когда тот человек обстал за штампом зайти?
— Он не обещал. Он сказал: «Пойдешь двадцатого в баню…»
— Завтра? — перебил Дубинин.
— Ну, да. «Пойдешь, — говорит, — в пятницу, в мужской день, в баню и за полчаса до закрытия бросишь штамп в четырнадцатый шкаф в раздевалке, и — квиты». Там дырки такие в шкафах для вентиляции — знаете?.. Правду говорю! — Остроносый беспокойно заглядывал Дубинину в глаза. — Легко проверить можно. Сами увидите, не вру!
— Как он выглядит?
— Трудно сказать. Лет тридцати пяти, росту среднего, все время улыбается, зубы как зеркало. Полупальто драповое, ботинки. Ну, что еще?..
— Мне нужны два человека в пятницу, — сказал Дубинин, стремительно войдя в кабинет к начальнику городской милиции Митину после допроса остроносого. — И обязательно тех, кто не примелькался.
— Возьми Сухарева. Это наш проводник, он только поправился после ранения, изнывает без дела. Собаку убили тогда…
— Ну а второго? — нетерпеливо спросил Дубинин.
— Постой… — Митин подумал. — У нас новичок один, сержант. На железнодорожном разъезде дежурит. Я сейчас позвоню.
— И пусть оденется в штатское.
— А в чем, собственно, дело? — оживился Митин. — Что показал арестованный? И к чему весь этот маскарад?
— А дело в том… — начал Дубинин.
Люди раздевались, складывая одежду в шкафчики и запирая на замки, предусмотрительно захваченные из дому. Дубинин и молоденький парнишка — сержант с разъезда — отдали билеты контролеру и прошли в предбанник.
На шкафчике с номерком «четырнадцать» висел внушительный замок. Сухарев уже сидел напротив, чертыхался, снова и снова перематывая портянки, — делал вид, что на них никак не налезают сапоги.
В тесном банном зале скучилось человек двадцать. Дубинин намылился, окатил себя из шайки и опять пошел за водой, присматриваясь к людям.
— Давай я тебе, Егор, спину потру, — сказал, вернувшись, Дубинин.
— Есть, товарищ капитан! — машинально выпалил сержант. Соседи недоуменно обернулись, кто–то засмеялся.
Сержант виновато пожал плечами. Капитан принялся яростно драить Егору спину мочалкой. Сержанта даже шатало, он морщился от боли, но мужественно терпел.
