За линию кладбищенских крестов полетели комья глины.
И вдруг из–за крестов — ребята вздрогнули — навстречу их классу выбежали курсанты с винтовками наперевес. Полы шинелей стегали по запыленным сапогам, и саперные лопатки в защитных чехлах бешено раскачивались на широких ремнях. Курсанты промчались мимо, не обращая ни малейшего внимания на ошеломленных мальчишек, но, поравнявшись с девчонками, на секунду замедлили шаг и оборачивались на них, пока не исчезли за кустарником.
— Учения, — сказал Дубинин, провел ладонью по потному лбу, оставив на нем широкую грязную полосу, и закричал: — В атаку! В атаку!
Кресты вырастали навстречу, словно поднимались во весь рост, и ветки деревьев плясали в небе.
— Ура–а! — раздался многоголосый крик.
Козы испуганно рассыпались по берегу. Ошалев от немыслимо громкого дружного крика, подслеповатая рыжая Зойка шарахнулась в сторону и рухнула с обрыва в воду.
Гапон мчался вдоль обрыва, на ходу сбрасывая одежду, а в водоворотах реки мелькала бородатая Зойкина голова. Козы толпились на обрыве и жалобно кричали, смотря ей вслед.
Гапон истошно кричал, размахивая руками:
— Места им для занятьев нету! Развопились! Тоже мне вояки!
Он с разбегу бухнулся в воду, схватил козу за рога и с трудом выволок на отмель.
Козы толпились вокруг и внимательно следили, как дрожащий Мишка делает Зойке искусственное дыхание.
— Ну–ка, — послышался чей–то голос.
Гапон поднял голову. К нему, хрустя сапогами, подошел Дубинин. За ним тянулся весь класс. Мальчишки хохотали, а девчонки озабоченно расстегивали санитарные сумки.
Коза жалобно моргала глазами и не шевелилась.
Капитан заложил в магазин винтовки патрон и пальнул в небо над самым ее ухом. Зойка ошалело подпрыгнула, отскочила в сторону и, нервно вздрагивая, принялась ощипывать куст.
— Нервный шок, — сказал военрук.
Гапон поспешно схватил дымящуюся гильзу:
— Чего там… — И, подумав, добавил: — Если у нее молоко пропадет, отвечать вы будете. — Он побрел к костру, подбирая одежду.
— Урок окончен, — объявил Дубинин.
Все быстро разошлись, а Валька и Леля подсели к костру.
— Готово? — спросил Валька, подбросив щепок.
— Готово, — буркнул Гапон, прихватив полами пиджака раскаленный котелок, и выплеснул все в реку. — Из–за вас переварилось, черти!
Леля сидела на телогрейке, поджав под себя ноги, и по мигая смотрела на огонь.
Стояла тишина. Пусто кругом, даже коз не было видно, и лишь по дрожащим веткам бузины можно было догадаться, что козы наконец дорвались до кладбища.
— Брошу я их, — вздохнул Мишка. — Надоело за бутылку молока ишачить. Хозяева думают, я их здесь подаиваю.
Он обернулся и скорчил страшную рожу в сторону бревенчатого дома, торчащего на околице. В чердачном окне горел ослепительный солнечный зайчик.
— Целый день дед Ефим за мной в театральный бинокль следит!
— А может, к нам жить пойдешь? — вдруг смущенно сказала Леля. — У нас места хватит.
— Чего я у вас не видел! У меня своя хата есть. Видали мы таких… заботливых. Тут одна вчера приходила и в детский дом звала. Так я и пошел! Как же, разбежался! Отец с фронта придет, может, раненый, а где я?
— Зря ты, — сказал Валька. — Она тебе по–хорошему…
Гапон засопел и ничего не ответил.
— Я тебя понимаю, Миша. — Леля прижала руки к груди. — Но ведь тебе одному тяжело, правда?
— Не пропадем, будет день — будет пища. — Гапон встал и, оглушительно щелкнув кнутом, направился к своим козам. — Котелок не трогайте, ручки запачкаете.
— Говорят, ворует он, да? — тихо сказала Леля. Валька пожал плечами.
— А чего там, — беззаботно протянул Гапон (он услышал). — Вот скажи, ты банк стала бы грабить?
— Нет…
— Ну и дура. Если так придумать, чтобы не трогать никого, а влезть в трубу ночью, забрать мешок сотенных и ку–ку! Вот если я у кого хлебные карточки стащу, плакать будет. А деньги–то — ха! — в банке, их снова напечатают там, в казне. И все!
— Так что ж, ты, выходит, банки грабишь? — засмеялась она.
— Сказала… Я б тогда в шляпе ходил и в пальто коверкотовом. Это я так. Да и с деньгами сейчас туго, на войну не напасутся.
