— Я вас презираю, — сказал Гнец, но тут ему стало плохо, и Удалову пришлось бежать за водой, чтобы привести товарища в чувство.
Генерал-клумба стоял в проходе, держа пистолет. Из ушей у него торчали цветочки, на плече вырос мухомор.
— Вы так всегда будете стоять? — спросил Удалов, проходя мимо со стаканом воды.
— А что делать? — спросил генерал.
— Первым делом снимите с себя эти ветки и траву. Мне за вами убирать не хочется.
— Вы хотите сказать, что можно размаскироваться? — удивился генерал.
Но Удалов его не слушал. Он отпаивал Гнеца.
— Простите, маршал, — настаивал генерал, войдя за Удаловым в кубрик. — Но как я размаскируюсь, если в любой момент могут появиться враги.
— Не могут, — ответил Удалов. — Не догонят.
— Вы серьезно?
— Серьезно. Спрячьте пистолет. Еще выстрелит невзначай. Шелуху с себя снимите на кухне. И помойтесь немного. Жизнь в лесу вас не украшает.
Гнец пришел в себя.
— Корнелий! — сказал он с горечью. — Как ты мог меня предать?
— Послушай, — ответил Удалов, — мне это надоело. То ты говоришь, что согласен на все, только бы тебя не пытали, то вдруг начинаешь на меня кидаться.
— Но не такой ценой, Корнелий, не такой ценой!
— А какой? — удивился Удалов.
— Ты продал моих соотечественников! Два миллиарда человек!
— Я, правда, выменял их на какое-то произведение искусства, но это была военная хитрость.
— А почему на борту этот тип?
— Чтобы держать пистолет и стрелять при первом моем или твоем подозрительном движении.
Гнец тут же снова потерял сознание.
— Господин маршал! — раздался из кухни голос генерала-клумбы. — А каким полотенцем можно вытираться?
— Ну вот, — проворчал Удалов. — Даже полотенца с собой не взял. Возьмите голубое, — ответил он генералу. — Это мое. А завтра что-нибудь сообразим. Если нужно белье, то мое вам подойдет. Оно в левом шкафчике.
Удалов не успел снова привести Гнеца в чувство, как вымытый генерал появился в дверях.
— Могу ли быть чем-нибудь полезен? — спросил он.
— Вот так-то лучше, — сказал Удалов, оглядывая генерала.
Перед ним стоял мужчина средних лет, мирного вида, в белой удаловской ковбойке и черных трусах.
— Сейчас будешь приводить в чувство Гнеца–18. Учти, что он мой друг, а никакой не пленник. Я сам тоже не маршал, а зовут меня Корнелий Иванович. Никаких людей мы продавать вашим милитаристам не намерены. У нас на Земле это не принято. Войны больше не будет. Маскировки тоже. Пистолет можешь выбросить в мусоропровод. А пока я тебя включаю в число членов экипажа в качестве юнги.
— Спасибо, — сказал генерал, и на глаза у него навернулись слезы. — Я не смел на это надеяться: мир и дружба.
— Мир и дружба, — согласился Удалов, а Гнец, который уже пришел в себя, все слышал и осознал, добавил:
— Ты, Корнелий, настоящий друг моей планеты.
Потом они втроем пошли на капитанский мостик искать новую свободную планету. На полпути Корнелий остановился и хлопнул себя по лбу.
— Забыл! — сказал он. — А что же мы от твоих генералов получили?
— Не беспокойтесь, Корнелий Иванович, — сказал бывший генерал, которого Удалов условно решил звать Артуром. — Это генералам совершенно не нужно. Когда на нашей планете еще не было всеобщей перманентной войны, там жил один великий скульптор. И он изваял из изумруда статую женщины. Все знают, какая она прекрасная и ценная, но последние пятьдесят лет она была замаскирована, а недавно мы обсуждали, как бы разбить ее на части и продать какому-нибудь ювелиру.
Тогда они вернулись в багажное отделение и распаковали статую. Она изображала собой женщину изумительной красоты в человеческий рост и с распущенными волосами. Статуя была зеленой и полупрозрачной.
— Нет, — сказал Удалов. — Статуе не место в багажнике. Поставим ее в кают-компании и будем ею любоваться в трудные минуты. А потом сдадим в музей или детский сад, потому что детям тоже надо приобщаться к прекрасному.
