— Люди в доме есть? — распрямившись, посмотрел он на них.
Оля кивнула.
— Всех вывести, — продолжал лейтенант. — Подальше, вон хоть к шоссе! — И тут же позвал: — Э-э-эй! Серегин! Давай сюда двоих или троих!
Пока Оля с Наташей выносили из дома Евдокию Павловну и вывели Шуру, подошли трое красноармейцев. Помогли усадить больную на санки, сами отвезли ее подальше от дома, подождали, когда отойдут остальные, и полезли под террасу.
Евдокия Павловна издали смотрела на дом, который с таким трудом построили они с мужем собственными руками и который вместе с хозяевами не сегодня-завтра взлетел бы на воздух, не окажись тут молоденький лейтенант. Этот простенький деревянный дом — их единственный кров, выстоявший самое жестокое время, потерявший только стекла в оконных рамах, — через несколько минут может рухнуть и запылать. Сейчас, когда уже пришла свобода! Как это несправедливо!
Евдокия Павловна попросила дочь:
— Оля, узнай, как зовут командира, пусть он подойдет.
— Денисов, мама, его фамилия Денисов.
— Товарищ Денисов, можно вас на минутку? — крикнула Евдокия Павловна.
Лейтенант подбежал.
— У вас кто-нибудь там остался? Или, может, ценности? — торопливо спросил он.
Евдокия Павловна отмахнулась, поморщившись:
— Какие ценности! Дом пустой. Но ваши бойцы… Зачем они полезли под террасу? Это ведь опасно для них. Разве нельзя как-нибудь на расстоянии? Нас вы спасли, а сами…
— На расстоянии взорвать снаряд можно, — успокоившись, стал объяснять Денисов. — В исключительных случаях мы так и делаем. Но надо же попытаться сохранить ваш дом. Ребята попробуют извлечь и обезвредить снаряд.
— Легко сказать: извлечь и обезвредить! — почему-то рассердилась мать. — Послушайте меня, я постарше. С домом я уже простилась. А у вас есть матери, жены, может, дети… — и вдруг умолкла. Она подумала о том, что если бы тот Денисов был жив, он непременно заглянул бы на обратном пути.
— Не волнуйтесь, — сказал этот Денисов. — Излишнего риска я не допущу. — И убежал к своим солдатам.
…Наташа зажала ладонями Шурины уши и все уговаривала ее отвернуться и пошире открыть рот. «А то ушки лопнут», — твердила она напряженным, совсем незнакомым голосом.
Оля крепко обняла мать и настойчиво убеждала:
— Он не взорвется, мамочка! Он бы уж давно взорвался. Этот снаряд бракованный.
— Если бы бракованный, не стали бы нас выселять, — возразила Евдокия Павловна, стараясь разглядеть, что делается под террасой.
Сколько прошло времени, никто не считал. Наконец красноармейцы выпрямились и громко заговорили.
— Давайте сюда! — махнул рукой лейтенант, и Оля с Наташей бросились к нему. Сейчас им было не до Шурочки и Евдокии Павловны. К дому больную доставили опять солдаты. Шура уверенно топала по саночному следу.
— Что? Я говорила! — ликовала Оля. — Снаряд бракованный, да?
— Не совсем, — усмехнулся лейтенант и переглянулся с бойцами. Один из них показал извлеченный из снаряда взрыватель.
— Какое-то чудо вас спасло, — объявил он. — Снаряд обо что-то ударился боком и под дом шел уже рикошетом. Видите, какой след. Боком шел. — Тут красноармеец что-то заметил в стороне и приблизился к занесенной снегом кадушке с квашеной капустой. — Вон что! Смотрите, вот куда он ударился сначала!
Действительно, в пышном снежном покрывале на кадке остался след от снаряда.
— А мог бы взорваться? — спросила Евдокия Павловна.
— От малейшего прикосновения к головке, — ответил лейтенант.
— Да ведь это… Забрела бы курица… А мы сидели бы дома… — Мать не договорила.
— Ну, теперь уж этого не случится, — успокоил ее Денисов. — А водички вы нам все-таки дадите? — повернулся он к Наташе.
Молодая женщина вынесла ведро, кружку. Бойцы напились; Оля с Наташей пошли проводить их до шоссе. Но лейтенант остановился и ласково напомнил:
— Идите домой, сестренки. Идите, очень вас прошу.
Они подчинились, дальше не пошли.
Денисов что-то прокричал им на прощание.
— Мы непременно заедем к вам после победы! У вас так хорошо отдохнуть, в лесу! — послышалось Оле.
