— Я только хотел предложить вам, господин президент, освободить от ареста генерала Альма. Возможно, что он мог-бы оказать нам какую-нибудь помощь…
— Альма? Ни в коем случае… Заключить так опрометчиво договор с Бетье, погубить армию!
— Но, ведь, он арестован как раз за то, что не допускал ассепсанитаса в нашу армию!
— Так что же? Теперь открылись новые обстоятельства дела, вообще, мы возимся с этой подлой липучкой по его милости…
X.
7 мая, в 7 часов утра, в главный штаб французской армии с английской стороны явились парламентеры для переговоров о мире. Конвоируемые генералом Серсилем, они прибыли в Париж, к президенту республики.
Мирная декларация была прочитана в присутствии всего совета министров. В ней говорилось:
Войско короля Англии всегда было славно своими победами. Великобританский лев всегда наводил страх на врагов и вызывал уважение у союзников. Но… волею злой судьбы у льва в настоящее время прилипла одна лапа, и он бессилен двигаться. Королевскому правительству известно имя лица, совершившего эго беспримерное в истории злодеяние, тем не менее изменить положение армии оно не в состоянии. Однако, по точным сведениям, в таком же положении оказалась и доблестная французская армия. Предательство коснулось и ее. Его королевское величество, считая продолжение войны нецелесообразным, предлагает французскому правительству изложить условия, на которых оно сочло бы возможным немедленное прекращение военных действий.
Так была закончена война. О ее конце кричало на весь мир радио, а на всю Францию — саженных размеров плакаты. Другая серия плакатов извещала население о том, что французское правительство назначает 500,000 франков награды тому, кто укажет местопребывание Бетье. Биография его такая-то, предметы такие-то. А изловляется он потому, что именно он и есть виновник ассепсанитаса. Через час был вывешен второй анноне о том, что английское правительство с своей стороны назначает 100.000 фунтов за указание местопребывания химика. И об этом радио оповестило весь мир. Суммы на афишах пестрели аппетитным шрифтом, потрудиться над поимкой преступника стоило. Завозились сыщики всех племен, наречий, состояний; организовались даже целые синдикаты сыщиков.
Через 6 часов за особу химика был обещан уже миллион фунтов. Еще через 3 часа — два. Организации по его розыску росли, как грибы. Вообще суммы эти во всех государствах дали толчок к возникновению новой отрасли промышленности — сыщнической. И чем больше плодилось сыщиков, тем больше нарождалось химиков Бетье. Через очень непродолжительное время в любой кучке людей оказывались и сыщик, и химик. Сыщик торжественно подводил к кучке сержанта и, указывая на химика, говорил: «Арестуйте его, это Бетье!» А «Бетье», смотря по темпераменту, начинал или смеяться, или драться. Полиция сбилась с ног, ежеминутно арестовывая тысячеголового химика.
В 6 часов вечера появились еще плакаты и еще радио: «Правительства Англии и Франции совместно выплачивают десять миллионов франков и обещают полную амнистию самому химику, если он явится с повинной к одному из правительств двух государств».
Между тем липучка не дремала: уже слег адмирал Рамбулье, тот самый, который… Слегли Бежо, Пижо, Муссонье, Предижиль, Ассамбре, Аккруа — все выдающиеся люди страны, один незаменимее другого в своей области.
У англичан дела обстояли еще хуже: там, пораженные ассепсанитасом, постепенно занемогали военные штабы в полном составе, комиссии по военному снабжению, десятки госпиталей с больными, сотни врачей! Все это корчилось, стонало, изрыгало ругань по адресу провидения и Бетье и неизменно умоляло о помощи.
А Бетье, настоящий, подлинный, никем не находился, и не шел сам
XI.
И ВДРУГ в семь часов вечера того же дня над Францией и Англией на огромной высоте появились аэропланы и стали сеять бесчисленными объявлениями, отпечатанными на ярко-розовой бумаге:
— «Французскому и английскому правительствам от химика Жибрама-Бетье.
Ассепсанитас — мое изобретение. Я взял им в свои руки около трех миллионов людей, объятых его липкими молекулами. Липучка не выпустит их из своего мертвого охвата до тех пор, пока они не задохнутся. Они могут просуществовать еще пять дней — не больше. Потом обречены на медленную смерть. Но их спасение может быть начато через час, если правительства согласятся сделать им и всему населению противовоинственную инъекцию по способу, который в 1943 году излагал в Париже химик Жибрам. Пусть о своем согласии правительства оповестят меня и мир по радио».
