А вот Джейсон Хикель, антрополог, обращающийся со статистикой с дотошностью детектива, не согласен с утверждениями относительно победы над бедностью. Он пришел к выводу, что можно доверять только данным об уровне бедности в мире после 1981 года. Кроме того, по его мнению, стандарты Мирового банка, в соответствии с которыми так называемой «крайней бедности» больше не существует, выглядят довольно спорными. Например, по утвержденным в 2011 году стандартам считается, что в США для полноценного питания, содержания жилья и заботы о здоровье достаточно 1,90 доллара в день – довольно смелое предположение. Если для установления порога бедности использовать более здравые представления о достойной жизни, которых придерживаются многие ученые, то сумма вырастет уже до 7,40–15 долларов в день. И история успеха оборачивается провалом: если бедность начинается с 7,40 доллара в день, то в 2019 году 4,2 млрд человек живут за ее чертой, а это больше, чем в 1981 году [[19] ].
За это же время мировой ВВП вырос с 28,4 трлн до 82,6 трлн долларов. Но только 5 центов из каждого добавочного доллара попали к 60 % населения мира, обладающим самыми низкими доходами. А знаете ли вы, где живет большая часть людей, чье благосостояние за период после 1981 года поднялось над чертой бедности?
В Китае [[20] ].
Если не учитывать их в статистических данных, то рыночная модель экономического роста будет еще меньше соответствовать теории просачивания благ. Сегодня за чертой бедности живет намного больше людей, чем в 1981 году, и соотношение бедноты среди разрастающегося населения мира неизменно сохраняется в пределах 60 %. В индустриальных странах с 1980 года неравенство доходов и распределения собственности выросло – хотя в течение предыдущих 100 лет оно почти все время уменьшалось.
Сегодня налоги, которые платят богатые люди и корпорации, находятся на самом низком уровне за много десятилетий, а количество миллиардеров резко растет. Эти тенденции, описанные в нашумевшей книге Тома Пикетти «Капитал в XXI веке» (Le Capital au XXI>e siècle)[21], дают повод сторонникам рыночной экономики, вроде Роберта Солоу, заговорить о появлении плутократии. В Европе рост неравенства проявляется не так очевидно, как в остальном мире, но даже в Германии все индикаторы указывают на него [[22] ].
Вопреки ожиданиям богачи используют сэкономленные на налогах деньги не для инвестиций в производственную деятельность, а для скупки таких общественных активов, как инфраструктура или недвижимость. То, что мы называем приватизацией, привело к тому, что чистый капитал, сосредоточенный в руках частных лиц, в богатых странах за последние 50 лет вырос и в 2018 году составляет уже не 200–350 % государственных доходов, как в 1970 году, а 400–700 %, в то время как последние, напротив, снизились [[23] ]. Благодаря такому экономическому росту государства явно беднеют. Использование финансового капитала из продуктивного становится непродуктивным: собственники получают доход благодаря аренде и лизингу без создания какой-либо новой ценности.
Другим популярным местом приложения излишнего капитала стала биржа, где можно, не работая, сделать из своих денег еще больше денег. За последнее десятилетие 500 крупнейших американских компаний выпустили ценных бумаг на 5 трлн долларов, в которые 450 из этих фирм инвестировали более половины своих доходов. Они получили дополнительный стимул, когда при президенте Трампе были особенно резко снижены налоги: только в 2018 году компании в США скупили собственные акции на сумму в 1 трлн долларов [[24] ]. По сути дела перед нами не что иное, как жульничество с цифрами – количество акций на рынке уменьшается, зато цены на них растут. В самой деятельности предприятий ничего не изменилось, но они якобы оказались куда более успешными, чем раньше. Естественно, от таких достижений премиальные руководителей корпораций тоже растут. Еще парочка симпатичных кривых, напоминающих хоккейные клюшки, и они иллюстрируют лишь небольшую часть нашей новой реальности.
В то же время бедняки перед финансовым кризисом были отягощены «выгодными» ипотечными кредитами и, когда ценовой пузырь на рынке недвижимости в конце концов лопнул, лишились своих жилищ, а государство использовало деньги налогоплательщиков для спасения кредиторов. Таким образом, доходы от этой рискованной игры были приватизированы, попав в немногочисленные частные руки, а убытки – социализированы, то есть возложены на общество.
