Дошли до избушки, вернее это была не избушка, а скорее землянка.
Через небольшой овраг были перекинуты в три наката поваленные стволы могучих деревьев, а сверху засыпаны двухметровым слоем земли.
Мартин отворил едва заметную потайную дверь, сделанную в виде трухлявого пня, – пригласил войти.
Шиш зажег несколько лучин и осветил просторную землянку. Внутри землянка была перегорожена на три части: прихожая, большой зал и спальня, стены и потолок обиты стругаными досками, дощатый пол устлан шкурами, в основном лосиными и оленьими, на стенах также висели шкуры волчьи и медвежьи. И никаких следов цивилизации типа электрических приборов, пластика, пластмассы.
Грубый стол, деревянная посуда.
Хозяин пригласил сесть на скамью, достал из шкафчика штоф с мутной жидкостью.
– Сам гнал! На ягодах!
– А чем закусить?
– Мухомор будешь?
– Ты издеваешься?
– Вот потому вы, людишки, так мало живете – мухомором не закусываете! Тады на, жуй лося.
Шиш кинул в деревянную тарелку куски мяса, а в другую несколько сушеных грибов.
Выпили по одной, заели вяленой лосятиной. Напиток оказался крепким, но ароматном. Повторили. Разговор пошел веселее. Мартин взял в руки инструмент, напоминающий гусли, заиграл, запел на незнакомом языке, похожем на финский. Спел одну балладу, вторую, третья. Отложил инструмент, принялся рассказывать легенды.
– Что это?
– Это руны «Калевалы»!
Забавно, любопытно. Эдик был уже под воздействием алкоголя, но старался вслушиваться и улавливать смысл. На десятой руне шиш сделал паузу.
– Рун пятьдесят – ночи не хватит! А еще много не вошедшего, не записанного… Нравится?
– Очень!
– Тогда давай выпьем за народную мудрость, за при-роду!
Вновь выпили.
Эдик осоловело уставился на Шиша.
– И что ты хочешь от меня, Мартин?
– Хочу, чтобы вы прекратили варварски губить природу и убрались из моего леса прочь!
– Это не в моих силах, не я главный начальник, – пробурчал капитан.
– Скажи своему начальству!
– Генералы меня не послушают. И потом полку дан приказ из Москвы, из Министерства обороны.
– Жаль. Ну, как знаешь… Я попросил, ты меня не услышал. Тогда пеняй на себя…
Выпили по полстакана, лосятина закончилась – закусили грибами…
Долго ли продолжалось застолье – трудно понять и сложно вспомнить, однако Громобоев очнулся под утро, сидя на пеньке, привалившись к пихте, вблизи большого муравейника. Хорошо не в самом муравейнике! Иначе за несколько часов лесные трудяги съели бы подпившего капитана заживо.
До лагеря добрался с трудом, поплутав несколько часов бездорожью, пробиваясь сквозь бурелом, и наконец выбрался на тропу. А вот и лагерь.
Однако бойцы и офицеры, словно и не заметили долгого, почти суточного отсутствия начальника, лишь ротный посетовал, что вернулся без грибов, – знать, жарехи грибной с картошкой не будет.
– Да ладно, грибы, главное живым через сутки вернулся!
Ротный посмотрел как на пьяного и даже принюхался:
– Эдуард, тебя не было в лагере всего пару часов!
Он взглянул на наручные часы с календарем, и верно, все тот же день, когда он пошел по грибы-ягоды. Привиделось?
С этого момента у Громобоева начались проблемы личного характера, и пошли чередой неприятности у танкового батальона.
Сначала Эдик едва не попал в психушку. Приехал домой на побывку, а в квартире жена кувыркается с любовником. Устроил скандал, выбросил начмеда в окно (жаль, с первого этажа), побил изменщицу. Соперник вызвал санитаров – упрятали в госпиталь, в психиатрическое отделение. Могли сделать настоящим дураком, но повезло – освободил начальник отделения, оказался тоже ветераном Афгана. Седой полковник выслушал, вошел в положение – отпустил.
Возвратившись в полевой лагерь, Эдик за неопрятный внешний вид получил взыскание от полковника, проверяющего из штаба округа, а позже выговор от заместителя начальника Политического управления.
И тут начались учения: командование объявило «начало войны», прозвучала условная тревога, и военные комиссариаты города приступили к своим обязанностям по формированию соединения.
Свою задачу военкоматы выполнили количеством успешно, но вот качеством… Военкоматчики нагнали десять тысяч гражданских мужиков в лесные пункты сбора, свезли в автобусах и на грузовиках отловленный полупьяный и ошалелый контингент, а командиры напомнили цивильным «шпакам», почем фунт лиха и что они по-прежнему являются пушечным мясом на случай войны.
