Увидев ее, он остановился. Двигаться он не мог. Сердце его на мгновенье перестало биться. Паника овладела им. Пренебрегая условностями и элементарными правилами вежливости, он схватил за рукав рядом стоящего человека и спросил, замужем ли она. Англичанин был несколько поражен манерами гостя, впрочем, гость был южанин, и это объясняло многое. Это было даже забавно. «Давайте, я представлю вас», — предложил он гостю. Пожимая ей руку, Никос чувствовал, как по его лицу расплывается глупейшая улыбка. Его губы дрожали, ноги не слушались его. «Боже, — непрерывно повторял он, — милосердный Боже. Это она». И кто догадался дать ей это имя — Tea? Но она и не могла зваться по-другому…
К его изумлению (он едва не вскрикнул от неожиданности), он увидел, как лицо Теи побледнело… она смотрела на Никоса так, словно увидела привидение. Затем, извинившись, быстро ушла.
— Вы ее чем-то испугали, — удивленно сказал познакомивший их англичанин. — Но какая красавица, верно?
— Вы еще пожалеете, что пригласили меня, — пробормотал Никос. Он все еще не мог прийти в себя. Он не понимал, где он и что с ним.
— Простите? — сказал англичанин.
— Вы не избавитесь от меня до тех пор, пока я не увезу ее отсюда.
Поскольку поведение этого левантийского гостя соответствовало представлению англичан о жителях южных стран, никто этими странными словами удивлен не был.
После ужина в университетской столовой Никос, читая вступительную лекцию к своему семинару, не сводил глаз с поразившей его красавицы, словно сомневался, нет ли здесь ошибки.
Ошибки не было.
Когда после лекции она пригласила его к себе, в нем вдруг вспыхнула надежда: а что, если и она узнала в нем свою мечту? Но, оказавшись под градом вопросов («Вы — тайный агент? Это в вас стреляли два раза? И ваше лицо — это то, что получилось после пластической операции? А как вы относитесь к Францу Кафке?»), которые застали его врасплох, он чуть было не подумал в первое мгновенье, что она сошла с ума. В следующий же миг он с горечью понял: она пыталась узнать в нем кого-то другого. Какого-то другого человека, и вот он-то, этот неведомый другой, и мог оказаться ее мечтой. Так же как сама она, Tea, была и оказалась мечтой Никоса.
Если он был прав — он проиграл в самом начале; все было потеряно. Кончилось тем, что он оказался за роялем. Ему самому было и удивительно и стыдно за свою игру; так плохо он, пожалуй, не играл никогда, хотя с точки зрения фортепьянной техники отрывок не представлял ничего особенного.
Голова у него кружилась, словно он был пьян. Потом, оставшись в одиночестве, он даже не мог вспомнить, как он упросил ее не исчезать из его жизни, как получил разрешение увидеть ее еще раз…
Последующие встречи уже не были столь напряженными. Ни о тайных агентах, ни о выстрелах Tea больше не упоминала. Никос развлекал ее рассказами об Александрии; он пел ей арабские песни. Как-то раз он пошел на базар и принес пряности, стручки фасоли, овощи и баранину и в ее маленькой кухне приготовил то, что сам назвал «средиземноморским ужином». Нельзя сказать, что он кого-то поразил; Англия усеяна восточными ресторанами: китайскими, индийскими, таиландскими… Но мясо, приготовленное Никосом, было и впрямь превосходным; кончилось тем, что Tea возложила на него ответственность за подготовку уик-эндов, к большому удовольствию университетских гурманов, ее друзей и коллег.
В дополнение к этим трапезам Никос потчевал собравшихся музыкой. Он познакомил Тею и ее друзей с репертуаром своей сестры, вспоминая то, чему научился в Берлине, перемежая все это с запомнившимися ему с детства мелодиями Александрии и Бейрута. Для всей компании было приятной неожиданностью то, что гость из Мадрида оказался родным братом прославленной Кристины Вассилидис. Кто-то раздобыл ее пластинку, и Никос мог оценить то, что проделывала его сестра с хорошо известными ему песнями далекого детства. Современные западные ритмы врывались в многовековые напевы Востока, задевая в людях струны, о которых они за прошедшие столетия успели позабыть. Эта музыка была прекрасна. Никос начал было объяснять что-то собравшимся в комнате, но через минуту понял, что его никто не слушает и надо начинать все сначала. Можно было на этом завершить попытку связать в их умах Восток с Западом, но Никосу хотелось донести до всех важность этой мысли, этого явления: корни, общность культур… открыть им глаза на свет, пробивающийся через столетия с берегов Средиземного моря. Это была его тема, его идея; это было очень важно.
