– Это трюкачество от влажности когда-нибудь отвалится вместе со штукатуркой.
– А Марин говорит, что в доме сухо. И еще что родословная не стоит ломаного гроша.
Он улыбается. Зубы у него белые, как кафель.
– Тут я с ней, пожалуй, соглашусь, – говорит он.
– Насчет родословной?
– Ну, – следует пауза. – Скорее я о сухости.
Перед Неллой огромный трехстворчатый буфет, за стеклом тарелочки и прочая посуда из фарфора. Она впервые видит такую коллекцию. Дома они обходились делфтским фарфором по минимуму.
– В этих тарелках отражен мир хозяина, – говорит Отто. Она пытается понять, чего в его голосе больше, гордости или зависти, но ей это не удается. – Делфт, Дэдзима, Китай. Посуда со всех концов света.
Она встречается с его улыбкой и опускает глаза в пол.
– А Йохан… мой муж… часто путешествует? – спрашивает она.
Отто хмурится, глядя на лезвие ножа, которое ему предстоит отполировать.
– Приходится.
– Но зачем? Разве он недостаточно богат, чтобы послать вместо себя кого-то другого?
Отто пожимает плечами.
– Богатство надо поддерживать, иначе все утечет сквозь пальцы. – Почистив ложку, он складывает тряпицу аккуратным квадратиком. – Пока наши акции идут вверх. – Его палец делает спиральное движение к подобию стеклянного купола у них над головами, и Нелла еще раз поднимает глаза к обманчивой бездне.
– А что произойдет, когда они достигнут самого верха?
– Известно что, мадам. Все покатится вниз.
Мадам. В его устах звучит красиво. Безукоризненно одетый слуга в ее доме называет ее «мадам» – она на седьмом небе, сердце переполняет благодарность, а он, похоже, ничего не замечает.
– Вы путешествуете вместе с ним? – спрашивает она.
Он кладет нож.
– Нет.
– Отчего же?
Отто поднимает столовую ложку, молча разглядывает в ее серебряной выпуклости свои искаженные черты, затем переводит взгляд на Неллу.
– Я не плаваю, – последнее слово он произносит с ноткой презрения, как будто оно включает в себя не только водное пространство и надувшиеся паруса, но и кое-что другое. А еще тут слышится намек, что это не единственное, чем стоит заниматься. – А господин любит море, – добавляет он.
– Я бы тоже полюбила. – Нелла представляет, как они с Карелом дрейфуют в корыте среди камышей, а стоящая на берегу Арабелла умоляет взять на борт и ее тоже. Вечно она путается под ногами, поэтому они частенько не брали ее в свою компанию.
Отто смеется. Придирчиво изучает рукоятку ложки, не грязная ли. Настоящий педант. А она более пристально разглядывает его одежду. Все такое добротное, швы ровненькие, аккуратненько проглаженные, ни торчащей ниточки, ни пятнышка. Под ситцевой рубашкой руки двигаются с естественной грацией. Сколько ему лет? Года двадцать три. Ботинки сияют, словно генеральские. Вот бы оказаться в брачной постели с ним вместо Йохана! Эту мысль, тайно прокравшуюся в голову, она не успела остановить. Она вцепилась в прутья клетки. Интересно, а под одеждой он такой же? Наверняка другой. Собственно, во всем, что открыто ее взору, он не такой, как Йохан… молодость, цвет кожи… и есть в нем еще какое-то отличие, которое она пока не может сформулировать.
– Нет ничего более несхожего, чем суша и море, – говорит Отто. И, поглядев на нее, вздыхает.
Нелла вытаскивает пальцы из клетки и усаживается возле очага.
– Откуда вы все это знаете? – спрашивает она.
Он отворачивается, она ждет.
– А на что мне глаза и уши?
Она вздрагивает. Не такого ответа она ожидала.
– Да, конечно, я…
– Простите, я не хотел…
– Отто! – На пороге стоит Марин. Отто вскакивает и рефлекторно проводит пальцами по сияющим столовым приборам. Они разложены на столе, как хорошо надраенное оружие.
– Он работает, – обращается она к Нелле. – У него много дел.
Отто не пытается ей перечить, но взгляд, которым он ее окоротил, не прошел для Неллы незамеченным.
– Оставь приборы, Отто, – продолжает Марин. – Наверху надо кое-что переставить. – Она разговаривает с ним, как с двенадцатилетним подростком. С этими словами она разворачивается и уходит, а они прислушиваются к удаляющимся шагам.
– Петронелла, вы бы стали ворошить ногой улей? – спрашивает он вполголоса, глядя на нее своими большими карими глазами. – Вас бы покусали пчелы.
