— И ничего ты на ней не заработаешь, — соглашается с ним Фердинанд.
— Эту я в счет и не беру, — слышно, как продолжает свою речь хозяин. — Жену надо, чтоб здоровая да крепкая была, чтоб работы не боялась, чтоб вместе, стало быть, запряглись.
— Работы, говорит, не боялась? — подхватывает фрау Бруннбауэр на кухне. — Сами они, мужики, себе ни в чем не отказывают. Как бы там мой ни был бережлив, пиво он каждый день пьет. А меня, словно собаку, на привязи держит, я и людей не вижу никогда.
Неожиданно голос ее делается ласковым. Взглянув на Катарину, она спрашивает:
— Скажи, а с тобой разве так не было, когда ты только что из деревни приехала — небось никак насмотреться не могла: и что другие-то женщины делают, и как наряжаются, и как выламываются? И хоть нет у них ни гроша за душой, все-таки они ни у кого в служанках не ходят. Я-то все глаза, на них глядючи, проглядела. Потом вот он приехал, я его еще по деревне знала. Мы деньги сразу сложили; немного времени прошло, и ребенок у нас родился. Ну а раз мы так работали, он нам мешал, пришлось его к родным отвезти. Теперь вот приеду домой — он от меня бежит, будто я чужая ему.
Итак, покуда мужчины обсуждали всевозможные строительные проекты, женщины обменивались своими сокровенными мыслями.
— Ты вот взгляни на меня, — говорит фрау Бруннбауэр, — мне еще и тридцати нет, а я похожа на пятидесятилетнюю старуху. Ведь было время — когда я только сюда приехала — парни на меня заглядывались. А как запряглась, так только и слышала: молодчина да молодчина, будто это самое важное. Может, и кончим мы когда-нибудь жилы из себя тянуть, да не знаю, не пойдет ли мой на сторону гулять, своя-то жена опостылеет.
— Да с чего вы это взяли? — пыталась возмутиться Катарина.
— Мне-то уж не говори! — заявила решительно старшая. — Сколько раз видела — те, что посуше, соки не ко времени набирают. Сперва им баба нужна, чтоб работала на них, а потом — другая, чтоб в приготовленную постель лечь. Ладно уж, — смягчилась немного фрау Бруннбауэр, — не хочу я тебя учить. Своим умом живи. Но я во второй раз прежде бы подумала, идти за своего или нет. Но ты-то с твоими семнадцатью годами кого хочешь себе выбирай…
— Товарищ у меня один по работе, — слышится голос Фердинанда из-за стенки, — говорил, будто в заброшенных карьерах материала не на один дом набрать можно. Вот я с ним и войду в компанию.
— Вдвоем-то всегда легче, — соглашается Бруннбауэр. — Вы и шлаковые кирпичи на пару можете лить. И жена тебе сможет подсоблять. Там ведь не все тяжелая работа.
— После урагана деревьев в лесу много валяется, — продолжает развивать свои планы Фердинанд, — вот я и попрошу, чтобы мне за отпуск лесом заплатили. А насчет шлаковых кирпичей — это я ей непременно скажу.
— Слышь, что говорят? — спрашивает фрау Бруннбауэр свою гостью. — И все без нас, все сами решают, а нам потом ничего другого не остается, как запрягаться, будто кобылы какие.
Когда все вновь собрались на кухне, Фердинанда нельзя было узнать, он так и рвался к делу. Обняв Катарину за плечи, он сказал:
— Мы бы с тобой показали, чего можно достигнуть…
При прощании фрау Бруннбауэр еще раз многозначительно посмотрела на девушку.
Всю дорогу до самого трактира Фердинанд хвалил своего друга и его новый дом.
— Нет, ты погоди, пройдет год-другой, и они заживут припеваючи, — говорил он. К тому же и ей, Катарине, было бы неплохо присмотреть себе местечко на фабрике, там и смена короче, чем у нее в трактире. Какая-нибудь дыра нашлась бы, где они могли бы ночевать, может быть, даже готовить, чтобы жизнь подешевле была. Они и после смены что-нибудь успевали бы. Вот так, шаг за шагом, все ближе к цели своей подвигались бы. Только каждый час надо использовать. И в один прекрасный день они сказали бы себе — вот мы и дома наконец.
— Ты не думай, что у Бруннбауэров всегда только эти два-три домика стоять будут, — все уговаривал он ее. — Всю низину мигом застроят. Мы бы тогда вроде как в городе жили, а вместе с тем и пыль бы не глотали, как сейчас, и не боялись бы, что детей задавят на улице.
Фердинанд запнулся, почувствовав, что его слова для Катарины пустой звук.
