— Ну, как не значит? План это минимум. Все знают: будешь производить меньше, попадешь куда Макар телят не гонял.
— Почему сразу не планировать перевыполнение?
— Теоретическая мощность оборудования не позволяет.
— В этом-то все и дело! Хотят выжать из оборудования больше, чем оно может дать. Из-за этого Олег потерял жизнь. Как ты знаешь, после очистки масла химическими растворами его дезодорируют высокой температурой. Делается это в разных аппаратах. У Олега на заводе в тот день случилось так, что провели очистку, а аппарат для дезодорации был еще занят. Работница, стахановка, приходит к Олегу и говорит, что она хочет произвести дезодорацию в том самом аппарате, где происходила очистка. Олег разрешил… Попробуй, не разреши стахановке, когда она предлагает увеличить производительность! Немного погодя он пришел посмотреть, как идет процесс, и вот, когда он подходил к аппарату, работница включила мешалку, осадок на дне аппарата смешался с очень горячим маслом, произошло моментальное испарение воды осадка и взрыв. На них выплеснуло полторы тонны горячего масла. Работница умерла сразу, а Олег жил несколько дней.
— Как же это он разрешил ей нагревать масло до температуры дезодорации, если в аппарате был осадок? Масло выплеснуло бы и без мешалки.
— Он велел ей спустить осадок, а она спустила его не весь. Он, собственно, и пришел посмотреть, проверить, но было уже поздно. Мешалку пускать ей было незачем, при этом процессе не надо мешать, и в аппарате для дезодорации нет мешалок.
Очевидно, работница хотела ускорить процесс, усовершенствовать его по-стахановски!
— И Олега не могли спасти?
— Спасти было невозможно, слишком большая часть тела была обожжена. Но это еще не все. ГПУ решило, что это было вредительство со стороны Олега. Его много раз допрашивали, умирающего! Только представь себе такую глупость: чтобы испортить полторы, две тонны масла, рисковать своею жизнью и жизнью работницы! В больнице мне ни разу даже не дали поговорить с ним без свидетелей, возле него все время сидел гепеушник.
— А лечили его по-настоящему, или как вредителя — не старались?
— Мне кажется, делали все возможное. Доктор с самого начала сказал мне, что надежды нет. Но все же они пытались. Его положили в клинику мединститута и на нем пробовали все новые средства. ГПУ хотело, чтобы его спасли, для допросов, конечно.
— На тебя это повлияло, на твою работу? Тебя в ГПУ не таскали?
— Нет. Если они станут преследовать всех, у кого родственники репрессированы, то очень скоро не с кем будет строить коммунизм.
Поплакав, Нина в конце концов успокоилась.
— А как ты живешь, что делаешь? — спросила она.
Я рассказала о своей жизни за последние два года.
— Как живут твои подружки Таня и Лида, ты с ними переписываешься?
— Таня все еще в Ленинграде, у нее уже есть сын, он на год старше моей Наташи. Лида мне не пишет. Знаю только, что она вышла замуж и живет в Чите. У нее очень интересно получилось с замужеством; по дороге на место своего назначения, после окончания института, она в вагоне встретила партийного работника, направляющегося тоже в Читу на работу. Пока ехали, они так понравились друг другу, что, приехав на место, немедленно поженились.
*
В университете начались торжества по случаю столетнего юбилея со дня основания. Как всегда в подобных случаях, празднование открылось торжественным собранием. Придя на это собрание, я в первый раз увидела ректора университета и всех других сотрудников. Со многими из них Сережа познакомил меня до собрания, а других показывал в то время как ректор произносил свою торжественную речь. Мы с ним заранее заняли места в задних рядах, чтобы можно было переговариваться. Торжественное собрание было скучным, но в конце его ожидалось, что ректор прочтет список сотрудников, награжденных по случаю юбилея, и потому почти все сидели до конца собрания.
На другой день после торжественного собрания был вечер — танцы и ужин в университете.
Ужин был хороший, было много еды и вина. Вначале произносили официальные тосты, а потом, когда все подвыпили, стали произносить здравицы друг за друга.
