Бомбежка продолжалась долго, казалось, ей не будет конца, а когда прекратилась и мы вылезли из убежища, то узнали, что на хлебозавод попало две бомбы. Одна из них угодила в котельное отделение и это, очевидно, и был самый страшный взрыв, так как, кроме бомбы, взорвался еще и паровой котел.
Оправившись от испуга за собственную жизнь, все начали волноваться за судьбу близких, оставшихся в городе. Поднявшись на верхний этаж завода, откуда был хорошо виден город, я насчитала семнадцать пожаров.
Отбой дали в пятом часу. Трамваи не ходили, до моего дома было очень далеко, и я пошла так быстро, как только могла. Сделав небольшой крюк по дороге, чтобы посмотреть, все ли благополучно с университетом, я увидела пожар. Спросила идущего навстречу: "Что горит?" — "Университет", — ответил он, я побежала.
На улице, ведущей к университету, стояли милиционеры и никого дальше не пускали. Я подбежала к милиционеру.
— Товарищ милиционер, в университете мой муж. Я хочу узнать, что случилось?
— Никого не велено пускать. Там работает спасательная команда, вы будете только мешать.
— Но я должна знать, что случилось с ним. Жив ли он?
— Туда нельзя, там опасно. Идите, гражданка, домой. Если что случилось с вашим мужем, вам сообщат.
Я решила попытаться пройти с другого конца улицы, но там меня тоже не пустили, а когда я все же попыталась проскочить без разрешения, милиционер грубо схватил меня за руку и оттащил в сторону.
От людей, собравшихся на улице, я узнала, что бомбой разрушено только одно крыло здания, что есть жертвы, но кто и сколько, никто еще не знал. Моя первая мысль была остаться на месте и ждать, пока я не узнаю чего-либо о Сереже, но потом я вспомнила, что до запретного часа времени осталось мало, а я еще не знала, все ли благополучно с папой и Наташей? После семи часов меня могут арестовать на улице и продержать в милиции до утра. Я побежала домой, ничего не узнав о муже.
Нахичевань, где мы жили, не бомбили. Здесь все было тихо и наш дом стоял целым. Увидав меня, папа вздохнул с облегчением:
— Слава Богу! Хоть ты пришла, а я уж не знал, что и думать!
— А Сережа?
— Сережи нет.
Когда я бежала домой, у меня еще теплилась надежда, что, может быть, он дома. Папа начал меня утешать, но видно было, что он и сам не очень-то верит своим утешениям. Многие в нашем доме уже знали, куда попали бомбы, и наши соседи пришли узнать: все ли благополучно с Сережей?
Поздно вечером пришел грязный, мокрый и весь в саже Сережа. Он, оказывается, помогал спасательной команде в университете.
Прошло несколько дней и Сережа опять не пришел домой до запретного часа и мы с папой страшно волновались. Мы боялись, что он заработался, забыл вовремя уйти и не успел дойти до дома к семи часам. Оказаться на улице после семи часов было очень опасно. Шпиономания в городе сделалась прямо нестерпимой. Военное командование Ростова, полагая, что население достаточно запугано и не нарушит приказа, всех появившихся на улице после запретного часа, особенно с наступлением темноты, рассматривало как немецких шпионов, сброшенных с парашютами, которые будто бы не знают, что у нас не разрешается ходить по улицам после определенного часа. Телефона в доме нет, и Сережа не мог предупредить о задержке. Однако вскоре после полуночи он пришел.
— Где же ты так долго задержался?
— В военкомате.
— У тебя же белый билет.
— Был белый, а теперь серый (цвет нормального военного билета). Сегодня, кажется с трех часов, в городе начали облаву. Искали дезертиров, а также тех, кто освобожден от военной службы, и меня задержали, когда я возвращался с работы. Нас всех отвели в военкомат и там проверяли причины освобождения. Таких, как я, переосвидетельствовали на месте и почти всех признали годными.
— И тебя признали годным?
— И меня тоже. Дали мне двадцать четыре часа на сборы и устройство служебных дел.
— Что же ты теперь будешь делать? — спросила я упавшим голосом.
— Что делать? Ничего. Пойду на фронт, как и все.
На фронт идти ему не пришлось. Узнав о его призыве, ректор университета сказал Сереже, что по последнему правительственному распоряжению, старшим научным сотрудникам дается освобождение от военной службы, а так как Сережа заведует кафедрой, он входит в эту категорию, и в его новый, серый, военный билет вклеили справку об освобождении от военной службы, на этот раз уже по другой причине.
