На слове «единорог» сэр Бенедикт нервно дернул глазом, и по лицу его стала расползаться нехорошая улыбка.
– Заказчица отказывается платить! – возмущенно продолжал художник. – Говорит, что это не единорог! А я специально в библиотеку ходил и по книгам сверял!
– И что? – Криптозоолог даже знал, по какому конкретно манускрипту было нарисовано животное, а посему вцепился обеими руками в подлокотники кресла, стараясь сдержаться.
– Так вы дайте мне справку, что это единорог!
– Если только справку о том, что это единорог с карликовой болезнью и третьей степенью ожирения… – Сэр Бенедикт задумчиво потер подбородок, а затем вдруг выдвинул ящик стола и извлек оттуда продолговатый листок, сложенный в три раза, на котором были изображены гарцующие скакуны невиданных статей. – Справка – два рубля, брошюра с выставки арабских жеребцов – десять копеек.
Посетителю хватило пары секунд на раздумья, после чего он спешно порылся в карманах, извлек два пятака и, хлопнув их на стол, выхватил у криптозоолога предложенную брошюру.
– Глафира, подайте чаю, будьте так добры! – крикнул сэр Бенедикт, как только художник скрылся за дверью. – Кажется, на сегодня все настоящие животные закончились.
V
К концу дня внимательная Анфиса Ксаверьевна, не без опасения следившая со второго этажа флигеля за потоком клыкастых пациентов, вывела для себя следующую занимательную закономерность: мужчины в Князьгороде заводили драконов, не важно, больших ли, маленьких – лишь бы с чешуей, женщины приводили нечто волосатое и пернатое, причем обязательно украшенное затейливым ошейником. Дворник Сильвестр с неисчерпаемым энтузиазмом (и запасом слюны) одинаково зло плевал вслед и первым, и вторым, никому не выказывая предпочтения.
Но вот закончились посетители сэра Бенедикта и начались посетители Анфисы Ксаверьевны. Когда криптозоолог вышел в гостиную, где Глаша сервировала чай с пышными пирогами, на которые доктор взглянул крайне осуждающе, там в одном из кресел нога на ногу уже сидел невысокий, не особо примечательной внешности человек в сером в полоску костюме, скроенном по последней моде.
– Хлыщев Модест Дионисович, – протянул он руку сэру Бенедикту, вставая, и растянул губы в такой ослепительной улыбке, что иностранец поспешил взять обратно свою мысль о непримечательности. – Не надо, не надо, Анфиса Ксаверьевна мне уже о вас рассказала.
Брут пожал протянутую ладонь и сел в кресло, предварительно собственноручно налив себе чаю, так как домовладелица отлучилась на кухню проверить приготовления к ужину.
Модест Дионисович тоже сел, демонстративно покачал желтым ботинком, зверски зевнул, и его узкая холеная ручка не смогла прикрыть пасть, которой позавидовал бы не только светский лев. Заметив невольное восхищение в глазах иностранца, он истолковал его по-своему и вновь жемчужно улыбнулся.
– Извините, сегодня до шести утра не ложился, – сообщил он. – Пойдемте покурим?
– Я не курю, – равнодушно бросил криптозоолог.
– Так и я не курю, – многозначительно, с оттенком легкой угрозы, ответил странный гость и вновь расцвел в великолепной улыбке.
Это сообщение, казалось, заинтересовало иностранца, и он с готовностью поднялся из-за стола, чтобы выйти в сад.
Как только двое мужчин скрылись из поля зрения окон гостиной первого этажа за кустами сирени, улыбка исчезла с лица Модеста Дионисовича бесследно.
– Это моя вдова! – тут же прошипел он, беря непрошеного жильца за нижнюю пуговицу атласного жилета. – Не смейте мешаться у меня под ногами.
Брут посмотрел на него сверху вниз, и теперь уже на его лицо наползла весьма ядовитая усмешка.
– Боюсь, что с моим ростом это физически невозможно.
– Да брось ваньку валять! Говорю тебе, это моя вдова, я ее уже второй месяц пасу!
– Зачем мне валять какого-то Ивана? И какое отношение это имеет к выпасу Анфисы Ксаверьевны, разве она овечка? Энд ай бег ё пардон[10], но на ней не написано, что она ваша.
– Это пока! Пока не написано!
– Ну так идите и напишите. – Сэр Бенедикт указал на дом. Для человека, не понимавшего или делавшего вид, что не понимает русских идиом, предложение было излишне образным.
